— Ты знаешь, как долго здесь сидишь?
— Ну, на земле был снег, а озеро только что вскрылось.
Карса бросил взгляд на тщедушную, едва различимую фигурку в дальнем конце. — Торвальд Ном, даже низменник не должен подвергаться такой участи.
Смех человека походил на скрип: — И ты называл детьми нас. Вы, Теблоры, рубите людей, словно вершите казнь, но среди нас казнь считается актом милосердия. Для нас, осужденных, приготовлены долгие пытки. Натийцы сделали причинение страданий искусством, они даже зимний холод поставили себе на службу. Если бы Силгар — или малазане — не схватили тебя, местные уже сдирали бы с тебя кожу по ленточке. Они посадили бы тебя в тесный ящик, чтобы ты исцелился — они знают, что ваш род невосприимчив к инфекциям — а потом начали бы снова, и снова. Смею вообразить, что в городе полно недовольных тобой людей.
Карса снова потянул за цепь.
Его прервал шум сверху: раздались голоса, затопала дюжина или еще больше босых ног, по деревянному полу сарая заскользили цепи.
Карса снова припал к стене. Люк открылся. Вначале показался человек с фонарем, за ним сюниды — почти голые, в коротких грубых рубахах — медленно пошли вниз, звякая короткими кандалами на ногах. Низменник с фонарем спустился до настила между двумя траншеями. Шестеро сюнидов — пять мужчин и женщина — покорно шагали за ним.
Головы их были опущены; ни один не желал встретить прямой, суровый взор урида.
По жесту руки низменника, вставшего в четырех шагах от Карсы, сюниды повернулись и прыгнули в грязь своей траншеи. В «яму» спустилось еще трое низменников, они закрепили цепи на ногах сюнидов. Никто не сопротивлялся.
Затем низменники поднялись по лестнице. Люк заскрипел петлями, закрылся с гулким звуком; поднятую пыль было не видно в темноте.
— Точно. Это урид, — прошептал кто-то.
Карса оскалился: — Это голос Теблора? Нет, не может быть. Теблоры не становятся рабами. Теблоры скорее умрут, чем склонятся перед низменниками.
— Урид… в цепях. Как все мы…
— Как сюниды? Те, что позволили вонючим низменникам подойти и закрепить цепи на лодыжках? Нет. Я в плену, но никакие оковы меня не задержат. Пришло время напомнить сюнидам, что значит быть Теблором.
Послышался новый голос, женский: — Мы видели трупы, положенные рядами у лагеря охотников. Видели телеги, забитые мертвыми малазанами. Горожане воют. Но нам сказали, что вас было всего трое…
— Нет, двое. Наш спутник Делюм Торд был ранен в голову и разум его улетел. Он бежал вместе с собаками. Будь разум его цел, держи он в руках меч из кроводрева…
Сюниды вдруг забормотали, с суеверным почтением повторяя слово «кроводрево».
Карса скривился. — Что за безумие? Неужто сюниды забыли старые пути Теблоров?
Женщина вздохнула: — Забыли? Да, очень давно. Наши дети убегали ночами из дома, чтобы блуждать в южных низменских землях, они жаждали их проклятых денег — кусочков металла, вокруг которых будто бы крутится вся жизнь. Наших детей подло использовали — некоторые даже возвращались в долины, но только чтобы шпионить для охотников. Они сожгли тайные рощи кроводрева, убили лошадей. Измена собственных детей — вот что сломило сюнидов, урид.
— Нужно было выловить этих детей, — сказал Карса. — У ваших воинов были слишком мягкие сердца. Дети перестали быть сюнидами. Я убью их за вас.
— Тебе трудно придется, если ты решишь их отыскать. Они рассеялись, пали, их продали в рабство за долги. Иные ушли на далекие расстояния, в великие города Натилог и Генабарис. Нашего племени больше нет.
Сюнид, что заговорил первым, добавил: — К тому же, урид, ты в цепях. Ты теперь собственность Мастера Силгара, а от него не сбежал еще ни один раб. Больше тебе никого не убить. Как и нас, тебя поставят на колени. Слова твои пусты.
Карса вновь подступил к бревну. На этот раз он взялся за цепи, намотав их на руки как можно туже.
И напряг спину. Мышцы надулись, ноги уперлись в бревно. Треск, хруст — и резкий, громкий щелчок.
Карсу отбросило на глиняный склон, цепи порвались. Стерев пот с глаз, он погялдел на бревно.
Ствол раскололся во всю длину.
С дальнего конца донесся изумленный вздох. Звякнули упавшие цепи. — Худ меня подери, Карса Орлонг, — шепнул Торвальд, — ты не выносишь оскорблений, не так ли?
Руки и ноги Карсы уже не были прикованы к бревну, но все же оставались в кандалах. Воин размотал цепи с израненных, покрытых кровью рук, подобрал один из прутов. Прижав ножную цепь к бревну, вставил конец стержня в одно из звеньев и принялся изгибать его обеими руками.
— Что случилось? — спросил кто-то. — Что за звук?
— Треснул позвоночник урида, — пренебрежительно сказал первый сюнид.
Торвальд холодно хихикнул: — Боюсь, Ганел, тебе выпал рывок Повелителя.
— Ты о чем, Ном?
Звено лопнуло; кусочек металла пролетел по траншее и плюхнулся в жижу. Карса вытащил цепь из проушин ножных кандалов. Принялся ломать ту, что сковывала запястья.
Снова короткий треск. Он освободил руки.
— Да что там?!
Третий треск — Карса сорвал цепь с железного прута — неповрежденного, с острым неровным концом. И вылез из траншеи.
— Где тут Ганел? — прорычал он.
Все сюниды, кроме одного, сжались при его словах. — Я Ганел, — сказал воин, который не пошевелился. — Значит, это не позвоночник сломался. Что же, воин, убей меня за слова сомнения.
— И убью. — Карса прошел по помосту, поднял железный прут.
— Если убьешь, — торопливо сказал Торвальд, — остальные могут поднять крик.
Карса замер.
Ганел усмехнулся ему: — Если пощадишь меня, тревоги не будет. Урид, сейчас еще ночь, больше звона до рассвета. Ты успеешь убежать…
— А вас накажут за молчание, — сказал Карса.
— Нет. Мы спали.
Заговорила женщина: — Приведи уридов во всем их числе. Истребив всех в этом городе, вы сможете свершить суд над Сюнидом. Ваше право.
Карса колебался. Кивнул. — Ганел¸ я дарю тебе еще один кусок жалкой жизни. Но я вернусь и вспомню тебя.
— Не сомневаюсь, урид, — отвечал Ганел. — Больше не сомневаюсь.
— Карса, — вмешался Торвальд, — я могу быть низменником и всё такое…
— Я освобожу тебя, дитя, — бросил урид, отворачиваясь от траншеи сюнидов. — Ты явил смелость. — Он прошел в сторону человека. — Слишком худой, чтобы идти. А бежать и вовсе не сможешь. Всё еще желаешь свободы?
— Худой? Я потерял не более полстоуна веса, Карса Орлонг. Я могу бежать.
— Недавно ты плакался…
— Ради сочувствия.
— Ты искал сочувствия у урида?
Костистые плечи человека поднялись: — Стоило попытаться.
