Чувствуя, что сходит с ума, Хилл разговаривал со статуэткой и ждал. Скоро банк закроется, тирис Милль пойдет домой. Значит, можно будет выйти с ним вместе. Только как бы еще прихватить каменную ящерицу?
Как назло, время под прикрытием Тени ползло невероятно медленно. Гном за столом едва шевелился, а упавший лист бумаги планировал на пол чуть не час. К тому же, Хилла одолевал голод — странный, очень странный голод. Его совершенно не привлекали мысли о еде, но сам гном казался таким теплым и вкусным…
Хилл перебрал все орочьи ругательства и начал вспоминать хмирские, когда случилось чудо. По магическим нитям в стенах пробежала дрожь, комната наполнилась басовой вибрацией. Тирис Милль вскочил — то есть очень медленно оторвал зад от стула и очень медленно заковылял к двери. Забыв на столе перчатки, такие же, как у охранников.
Дверь очень медленно раскрылась перед гномом, пропуская невнятный сумбур голосов…
Хилл уже не пытался понять, что там говорят охранники. Он чуял — шанс!
Серый мир остановился и ждал, пока Хилл спрыгивал, натягивал перчатки, срывал с себя камзол. Нарисованные коротышки не успели вздохнуть, как Хилл ухватил дракончика, завернул в плотную ткань и понесся вместе к выходу.
«Эй, ты кто?» — недоумевал дракончик.
«Хозяин», — отвечал Хилл.
«Неправда! Ты другой», — спорил дракончик.
«Тот, тот», — отбрехивался на ходу Хилл, удерживая статуэтку подальше от себя.
«А сними перчатки, проверим, тот или не тот?»
Хилл уже проскочил между замерших охранников, миновал послушно отворившуюся под перчаткой хозяина дверь, вторую дверь внизу лестницы…
«Скоро проверишь, кто тебе тот, а кто не тот», — пообещал дракончику, выскочив в публичный зал. И чуть не рассмеялся. Картина, представшая его глазам, заставила бы прослезиться от зависти лучших комиков Королевского Театра.
Словно стая чаек, в воздухе зависли белые листы вперемешку с цветными гербовыми бланками. Встрепанные, растерянные гномы и люди плавно взлетали и опускались в попытках их поймать. Под потолком клубился дым. А у самых дверей в служебные помещения Хилл обнаружил ряженого морячка — тот явно намеревался под шумок проникнуть в внутрь банка и поискать брата.
Не замедляя бега, Хилл дернул Ориса за руку — к себе, в Тень — и потащил прочь. Только удалившись от банка на полквартала и нырнув в чей-то сад, он остановился и отпустил растерянного брата.
— Кхе корр!.. — начал было бледный до белизны Орис, едва выйдя в несумасшедший мир.
— Чшш! — зашипел Хилл и поскорее отодвинул от брата сверток. — Не трогай это ни в коем случае. А где Седой Еж?
— Что случилось? — Орис судорожно пытался сориентироваться. — Что это?
— Все в порядке. Это ящерица, ничего особенного не случилось. Нужно отдать Ежу. Тихо!
Прижав палец к губам, Хилл прислушался. Пока они бежали от банка, показалось, что поблизости, в сером киселе, среди прозрачных крылатых и когтистых силуэтов мелькнуло что-то…
— Так… значит, новый Посвященный? — Из тени каменного забора вышел Седой Еж. — Поздравляю. Коллега.
От голоса Призывающего Хилл вздрогнул. Слишком похож на те голоса, в Ургаше. И та же тьма в глазах. Тот же голод.
— Благодарю, — ответил Хилл так же равнодушно и холодно. — Вот. План пришлось поменять.
Протянув Седому Ежу сверток с артефактом, Хилл едва сдерживал смешок. Злой, голодный смешок — словно весело было не ему, а демону из Ургаша. Еще бы не весело: дракончик, опутывая Седого Ежа нитями черного тумана, довольно порыкивал:
«Воришка. Убью».
А Призывающий не видел. И не слышал. И не догадывался. Даже не обратил внимания, что мальчишка не касался статуэтки и не снимал гномских перчаток.
— Возвращайтесь, — распорядился Седой Еж, снова растворяясь в Тени.
Оба брата, проводив ничего не выражающими взглядами смазанное пятно темноты, молчали. Орис — возмущенно. Хилл — со злорадством и удивлением собственному злорадству. Он только что убил Призывающего, несравненно сильнее и опытнее четырнадцатилетнего ученика… нет, теперь уже полноценного Призывающего. Уже целые сутки как Посвященного Хисса.
— Прощай, Седой Еж, — встряхнув головой, ухмыльнулся Хилл. — Легкой дороги.
И на удивленный взгляд Ориса ответил:
— Спорим на империал, что больше мы его не увидим?
— Не буду я с тобой спорить, — проворчал облегченно Орис. — Без штанов оставишь.
* * *
Рональд шер Бастерхази уже осмотрел графскую коллекцию диковин — в одиночестве, велев Ламбруку не мешаться. Подобострастные поклоны и навязчивые объяснения толстяка вызывали оскомину, но голова каменного тролля, привезенная старшим графским сыном из Сашмира, стоила того, чтобы прийти за ней лично. Теперь же, стоя у высокого окна с бокалом лорнейского, Придворный маг рассматривал собравшуюся в гостиной Ламбруков публику.
Неподалеку четыре молодящиеся дамы, обмахиваясь модными в этом сезоне расписными веерами рисовой бумаги, кидали заинтересованные взгляды на Рональда и обсуждали хозяев.
— Не понимаю, почему судьба так благосклонна к выскочкам Ламбрукам! — возмущалась дама в платье жабьего цвета.
— Вы не знаете, баронесса? Их старшая дочь ведьма! — громким шепотом отвечала дама в малиновом турнюре.
Увидев проходящего поблизости слугу, она отвлеклась от сплетен. Подруги поддержали ее, опустошив поднос с белым лорнейским.
— Вы видели, как благосклонно Его Темность говорил с ней? Не иначе, звал в ученицы.
— Не смешите. Из Дарики маг, как из коровы балерина, — скривилась баронесса.
— А вот и нет! — перебила ее тощая дама с шелковыми фиалками в замысловатой прическе. — После смерти троюродной прабабки Дарика получила магию.
— Не выдумывайте. Дар так не передается.
— Такой никчемной девицы, как Дарика, при всем уважении, дорогая, я больше не знаю, — поддержала баронессу до того молчавшая дама в сиреневых кружевах. — С таким приданым, — она выразительно повела взглядом на роскошное убранство бального зала, — четвертый сезон в дебютантках…
Боги, какая глупость! И это шеры, потомки великих магов… выродившиеся ничтожества. Тщета, глупость и суета. Бестолковая Дарика — его ученица? Да если собрать со всей толпы те жалкие остатки дара, что еще греют их водянистую кровь, не наберется и на одного сносного ученика. И сама Дарика… Предложила заплесневелую девственность в обмен на красоту. Тупая клуша. Чтобы сбыть с рук эту девственность, не хватит всех графских капиталов. А нечего было прапрадеду нынешнего графа ссориться с кузиной: проклятье Темной — не базарное шарлатанство.
