— Май? Ты спишь что ли уже? — Шут снова принялся тормошить своего нового знакомца.
— Уснешь тут с тобой… — проворчал скрипач. — Чего неймется? Еще одна идея появилась, как нам удрать отсюда?
— Да нет… — Шут нахмурился, хотя никто этого не видел. — Расскажи мне, что охранник говорил про хозяина этого дома?
— Да я ведь рассказывал уже… — Май громко зевнул, но от возможности почесать языком не удержался. — Я как очухался, давай голосить, ну думал ведь, что ослеп. А этот тип мне из-за двери сразу рявкнул, мол, заткнись, ворюга драный, сиди тихо, жди когда хозяин явится. И в оконце дверное сухарь дубовый кинул, зубы поломать можно… Тут-то я свет увидел и понял, что дело не в моих глазах вовсе. Стал спрашивать, дескать, какой такой хозяин? Когда явится, и на кой я ему? А сторожила этот злой, хуже голодной псины, ничего мне толком не ответил. Рявкнул только, что и недели не пройдет, как я с его господином лично познакомлюсь. Да только не рад буду… Вот такие дела… господин… э, а как тебя звать-то, а?
— Патриком, — ответил Шут, теребя пуговицу на дублете. Очень ему не понравился рассказ музыканта. И почти уже не осталось сомнений, кому именно принадлежит этот дом со всеми его подвалами и другими… не особенно приятными помещениями.
— Просто Патрик? — удивился Май. — А я думал, ты дворянин какой. Шкурки-то на тебе ой недешевые… Или стянул? — он тут же ловко ощупал Шутов наряд и с усмешкой заключил: — Не… не стянул. Это на заказ шито. Значит дворянин. Или может фаворит чей? Да, наверняка! — и хмыкнул, довольный своей догадкой.
Шут не стал его разубеждать. И уж подавно докладывать, кто он такой на самом деле.
— А на меня никто не шил никогда, — сокрушено вздохнул Май. — Даже в ребячестве. Нас у матушки семеро было, и я предпоследний. Вечно за братьями их линялые портки донашивал… А потом, когда на улицу попал, все больше заимствовал то, что плохо лежит.
Шут усмехнулся.
— Если что-то плохо ляжет, Май спасибо быстро скажет! — и тут же сменил тему: — Поесть бы…
— Ха! — развеселился скрипач. — Так ты в дверь пару раз сапогом двинь, сторожила и появится. А там уж все от красноречия зависит.
Еды охранник так и не принес. Шут послушал немного урчание своих голодных кишок и от нечего делать принялся изучать темницу. Была она, как оказалось, не так уж велика — шесть шагов в одну строну и семь с половиной в другую. Дверь находилась как раз напротив того места, где на полу у стены лежали тряпки, заменяющие пленникам перину. А в углу слева от входа имелась дыра в полу, назначение которой легко угадывалось по характерному зловонию. Еще в темнице была упомянутая Маем бочка с подтухшей, но вполне пригодной водой, и пара кандальных цепей. Нашарив их, Шут весьма порадовался, что хотя бы не лишен свободы перемещаться по каменной клетушке.
Крыс, вроде, не было. Вероятно потому, что не было и еды.
'Надо выбираться отсюда, — думал Шут, возвращаясь к куче тряпья, где уже задремал такой же голодный Май. — И побыстрей!
У него совсем не было желания встречаться с хозяином дома. Равно, как и помирать от истощения.
Отгоняя назойливые мысли о печеном гусе и мясных пирогах, Шут стал перебирать способы вырваться на свободу. Проникать в чужие умы, как тот подлец в маске, он не умел, да и не хотел бы, пожалуй… слишком это было мерзко, ничуть не лучше физического насилия. Значит, не стоило и пытаться заставить охранника отпереть дверь. А просто так свалить поганца в забытие — какой резон? Ключ от этого сам собой в воздух не взлетит и замка не откроет. Оставалось ждать, когда стражник войдет, но Шут понимал, что такое чудо едва ли произойдет.
'Что ж, — решил он, — всегда остается последний вариант… самый простой, но не самый приятный'
Просить о помощи.
Благо, это у него всегда получалось.
По внутренним своим ощущениям Шут понимал, что за пределами темницы еще только начинает смеркаться. А ему предстояло дождаться ночи, ибо общаться с другими людьми вне их снов — слишком трудное и неблагодарное дело.
Время тянулось бесконечно. Иногда Шут открывал глаза по-другому и оглядывался вокруг, проверяя, не наступила ли уже ночь. Между делом он пытался наслать охраннику нестерпимое желание покормить обитателей темницы, но мужик этот бы на редкость глух к своему внутреннему голосу, да и любым другим голосам тоже.
В конце концов, Шут и не заметил, как сам уснул. Зато когда проснулся, была глубокая ночь — самое то время для 'сонных бесед', как он называл их про себя.
Он долго колебался, думая кому лучше присниться… Не так много было людей, знающих о его даре и способных помочь. Просить самого Руальда Шут откровенно боялся. Ему казалось, что король не отнесется к такому сну серьезно и не пожелает выслушать человека, который нанес ему жестокое оскорбление. По всему выходило, что обращаться лучше всего к Дени… Старый гвардеец все равно догадывался о странных возможностях господина Патрика.
Но сколько Шут ни пытался, сколько ни искал капитана в лабиринтах снов, все было напрасно. Ночь миновала, и в обычном мире уже наступило утро, а Шуту так и не удалось ничего сделать. Ему было невыносимо жаль потраченного впустую времени…
Когда он вернулся в темноту каменного узилища, настроение оставляло желать лучшего: Шут был голоден, не выспался и — что самое ужасное — так ничего и не сделал. Ночные часы пролетели, как несколько минут… осталась только усталость и нестерпимое желание провалиться в беспробудный сон.
— Май, — негромко позвал Шут, — ты где?
— На горшке, — донеслось в ответ. — Ты так меня напугал, что я решил расстаться с остатками позавчерашнего ужина.
— Напугал? — Шут насторожился. Ему вовсе не хотелось, чтобы пройдоха-скрипач заподозрил что-то лишнее.
— Ага, — весело прозвучало со стороны дырки в полу. В беззаботном голос музыканта страха не было ни на грош, и Шуту сразу же стало понятно, что опасаться нечего. — Видать крепко тебе по котелку вдарили, — сказал Май, — уж очень беспокойно ты спал, господин Патрик.
— Да… — охотно согласился Шут. — Крепко. До сих пор гудит, — он почти не соврал, потому что голова и впрямь была как чугунная. — Так что я, пожалуй, еще посплю… — и добавил с усмешкой: — Все равно здесь больше делать нечего.
— Эт точно… — вздохнул Май. — Хотя лучше бы ты рассказал чего интересного про себя… А то все я, да я…
— Расскажу, — ответил Шут, а сам подумал, что от таких рассказов скрипачу и впрямь стало бы ой как не по себе… — Позже. Вот вздремну еще часок…
Может быть, прошел час, а всего вероятней — намного больше. В темноте легко потерять счет времени. Шут проснулся, когда Май двинул его локтем в бок и горячо зашептал что-то. С трудом разлепив глаза, он не сразу понял, о чем речь.