Анемон удивленно воззрился на ученика — обычно его указания выполнялись беспрекословно… Ну ладно, следует признать, так было далеко не всегда.
— Ну и? Я же велел тебе избавиться от варенья.
— Сенсей! — Анемон поморщился, искренне недоумевая чего так орать, когда он находиться с другой стороны стола. — Это совершенно не важно! Вы же хотели со мной поговорить, все остальное подождет!
— Да?
При всем желании он не мог избавиться от изрядной доли скепсиса в голосе. Слишком уж хорошо знал ученичка.
— Ну, разумеется, — улыбнулся Торми, затем повел носом и удивленно воззрился на учителя. — Кстати чем это у вас тут так пахнет?!
Анемон нервно отдернул руку от шкатулки и посмотрел на серебристую дождевую вуаль за окном.
— Дождем, чем же еще?
Торми принюхался, взглядом обследуя дюйм за дюймом библиотечный кабинет, пока не узрел шкатулочку, из недр которого ранее хлынул восхитительный аромат; покачал липкой головой.
— Определенно духи. Прихорашиваетесь для Мазахаки?
— Для… кого? — приподнял бровь хозяин кабинета. — Кстати, Торми, с чайником ты немного перестарался.
— Но вы же сами велели…
— …наблюдать…
— А как можно понять, кто перед тобой, если ничего не происходит? И уж если говорить об этом, то вы, сенсей, тоже не бездельничали. Чернила на подбородке явно же не для красоты намалевали.
— А откуда знаешь, что не кровь?
— А что, кровь?
— Все возможно.
— Сенсей…
— Да нет, конечно.
— Сенсей!
— Ладно, иди уже отмойся. Проследи на всякий случай за почтальоном, надеюсь, госпожа Мазахака ничего противоестественного с ним не сделает.
— Ну, тогда я пойду.
Торми уже держался за дверную ручку, но уходить не спешил, словно ожидал чего-то. Анемон ухмыльнулся, поймав любопытствующий взгляд ученика на шкатулке в ворохе лиловой бумаги, и, достав веер, демонстративно подошел к распахнутому окну, всем своим видом показывая, что наблюдать за вспышками молний куда интересней, чем узнать содержимое посылки.
— Иди уже. Продолжай наблюдение.
Тяжко вздохнув, Торми под вспышку молнии и раскаты грома покинул залитый запахом гиацинтов кабинет. Его учитель покосился на захлопнувшуюся дверь и, тонко улыбнувшись самому себе, вернулся к столу и откинул крышку таинственной шкатулки.
Внутри лежали веточка гиацинта и коротенькая записка. Анемон с недоумением рассматривал пахучий цветок и гадал, что имел в виду автор столь оригинального послания. Он знал язык цветов, и помнил, что белый гиацинт означал признание адресата эталоном красоты и очарования, голубой — знак согласия, желтый — ревность, красный или розовый — игривость, пурпурный — призывал забыть все и впасть в печаль.
Но он совершенно не представлял, что может означать зеленый гиацинт с оранжевыми полосками и сине-фиолетовой каемкой по краю. Впрочем, такой оригинальный окрас, равно как и то, что цветок сохранил свежесть и ничуть не измялся в процессе, несомненно, бурного путешествия, совершенно точно указывали на личность автора послания. Да не сезон уже для гиацинтов. Только герцог Миено имел возможность и наглость послать подобное. Записка же написанная изящнейшим почерком на плотной бежевой бумаге и вовсе развеивала все сомнения: «И понимай это как хочешь, мудило!» Последнее слово было старательно зачеркнуто, но все равно вполне читаемо, тем более для глаз Анемона.
— Интересно, что это на него опять нашло? — озадаченно пробормотал Анемон, складывая и раскрывая веер с изображением зеленой хризантемы.
* * *
Барабанная дробь дождя, стучащего по крыше и музыка ароматов свежести и омытых водой трав и цветов, побудили медленно открыть глаза. Большие прозрачные капли срывались с края деревянного навеса, оберегающего Шензу от проливного дождя. Почтальон поднялся на локтях, осматривая туманным взором свое лежбище — скамью, оплетенную вьюном с маленькими розовыми цветочками, — и ничего не понял. Как он здесь очутился? — «Ах, да, посылка же» — Он спешно проверил почтовую сумку, оказавшуюся пустой. — «Я ее… отдал?! Кажется» — Пряча лицо в ладонях, окунаясь в темноту, юноша просматривал череду событий и картин, увиденных им в особнячке Арахуэнте, и по телу его прошлась дрожь. — «Если еще раз придется нести туда посылку, то… то… то я этого уже не переживу. Что делать? Что делать? Что…?» — Шензу сгреб обеими руками сумку, разглядывая ее, как обезумевший маньяк.
— А собственно, что мне терять — сменю работу.
Воодушевленный и успокоенный сей мыслью, Шензу умиротворенно смотрел на цветы вьюна, пережидая, когда кончится дождь.
То, что кажется иллюзией — иллюзии и есть,
Один я настоящий.
Миено, один из восьми герцогов, из трактата по философии «Правда жизни».
Дверной колокольчик жалобно звякнул, впуская первого посетителя. Владелец конфетной лавки с интересом оглядел раннюю пташку, залетевшую с утра пораньше, и остался доволен презентабельным видом клиента: слегка надменные манеры выдавали в нем аристократа.
— Леденцов! Самых лучших и побольше. И, да — побыстрее! — поступил заказ.
Пока девочка-помощница доставала резные лари со сластями — разноцветной фруктовой карамелью, подобной россыпи драгоценных сияющих камней — мужчина наблюдал за посетителем, у которого на лице застыла странная отрешенная полуулыбка. На товар, продемонстрированный ему с особой любезностью, он лишь мимолетно взглянул, словно качество не сильно-то его и волновало.
— Это все? — поинтересовался он под конец, когда на отполированном прилавке появились порядка двадцати деревянных лакированных ларчиков, по одиночке легко умещающихся в ладони. — Тогда я возьму вот эти. — Всего три фигурных коробочки перекачивали с прилавка в руки клиента, оставив владельца недоуменно хлопать глазами — он-то надеялся сбыть весь предоставленный товар, а тут…
Мужчина хотел намекнуть, что «побольше» — это никак не три маленьких упаковки, но не успел, застигнутый врасплох внезапной переменой настроения визитера. Решительно подтянув атласные белые перчатки, с таким рвением, будто хотел от души кому-нибудь врезать, тот неожиданно зло выдал:
— Ну, держись, придурок! Я иду. — Язвительный низкий смех, разбиваясь о стены небольшого, но весьма уютного помещения, прокатился волной злорадства. Его обладатель, гордо задрав подбородок, проследовал на выход, звякнув дверным колокольчиком и оставив после себя тонкий едва уловимый аромат гиацинтов.
