— Знаешь, Родька, по-моему, нам сейчас еще достанется… — неуверенно проговорил Егор, прислушиваясь к отзвукам перепалки на кухне.
— Ничего, переживем… — буркнул Родька. — Слушай, глянь, что такое у меня на шкирятнике… — он покрутил головой и сморщился. — Черт, больно как…
Егор подошел, глянул и только выдохнул:
— Ух ты!..
На шкирятнике у Родьки красовались отпечатки трех отцовских пальцев, три округлых, воспаленных багровых пятна, прямо над кромкой воротника.
— Что там такое? — уточнил Родька.
— Пальцы… Как он хватанул тебя в тарелку макать, так и осталось… Будто ожог… — сбивчиво пояснил Егор. — Странно как, никогда такого не видел…
Родька нахмурился:
— Ладно, переживу…
Егор невольно всхлипнул.
Родька совсем насупился:
— Ты еще тут сопли распускать будешь… Заткнись!
Дверь распахнулась.
Отец стоял на пороге, подбоченясь и разглядывал сыновей уже без прежнего безотчетного гнева, но с очевидной решимостью навести порядок в своих владениях.
— Родион, подойди ко мне! — жестко, но вроде бы спокойно приказал он.
Родька закусил губу и встал. Глаза его сузились, задергалась жилка на виске… Сделав пару шагов в сторону отца, Родька остановился, подавил вздох и коротко уточнил:
— Что?
— Я могу поговорить с тобой без «что»? — произнес отец, скривившись. — И разговор будет серьезный… Егорка, выйди-ка вон! С тобой я поговорю отдельно. И прикрой дверь…
Егор растерялся. Ослушаться отца после всего было страшно.
Лучше, наверное, будет не злить отца, раз тот вдруг решил сменить гнев если и не на милость, то на что-то вроде того…
Родька все так же стоял рядом с отцом и смотрел себе под ноги.
— Присядь, Родион, — проговорил отец. — Давай кое-что обсудим…
Родька не пошевелился.
Отец протянул руки к Родьке, обнял его за плечи и, мягко нажимая, стал усаживать на кровать.
Егор поспешил из комнаты, но тут за его спиной раздался странный тоненький вой, словно щенку на хвост наступили. Егор еще не понял, что это такое, но у него сразу же сердце в пятки ухнуло. Он обернулся и с изумлением увидел, что Родька, неудачно попытавшись вырваться из обнимающих его рук, заваливается на бок…
— Э-э, ты что?! — опешил отец, подхватил Родьку, попытался удержать его на ногах.
Родька снова тоненько взвыл, а потом закричал, забился в руках отца.
Ноги не держали его, подкашивались, Родька дергался, запрокидывая голову, и кричал, громко, страшно, словно его резали…
Егор оцепенел. Он не мог понять, что происходит. Отец тут был ни при чем. Он не бил Родьку, наоборот всего лишь поддерживал бьющегося в припадке мальчика, и лицо его было самым что ни на есть ошарашенным. Крика он не ожидал и, похоже, удивился и испугался не меньше, чем Егор.
Задохнувшись от вопля, Родька вдруг совсем обмяк, повиснув на руках отца.
— Господи, да в чем дело! — вскричал отец и, чуть стиснув плечи Родьки, легонько встряхнул его. — Что с тобой!..
Родька не ответил. Он мягко осел на пол. Его глаза остались полуоткрытыми, закатились и теперь сверкали белками.
Егор в ужасе зажмурился. Родька никогда прежде не учинял таких сцен.
Отец бросися к двери.
— Лена!! — завопил он, срываясь на фальцет. — Лена, где ты?!!
Мать уже бежала на крик. Увидев Родьку на полу между кроватями, она охнула:
— Ну, Павел!.. Довоспитывал…
— Лена, я его и пальцем не трогал! — растерянно пролепетал отец. Честное слово…
Не слушая его, мать присела рядом с Родькой, подняла его голову, принялась гладить виски. Веки мальчика дрогнули, но он не успел и глаз открыть, как губы его снова изогнулись в болезненную гримасу, и Родька прохрипел:
— Да не трогайте же меня!.. Не трогайте!
— Все в порядке, милый, никто тебя не тронет! — проговорила мать, провела ладонью по лбу Родьки и наклонилась поцеловать.
Но едва ее губы коснулись бледной повлажневшей кожи, Родька дернулся и с силой оттолкнул мать от себя. Отец едва успел подхватить ее.
— Родик, что с тобой?! — с обидой прошептала мать.
Мальчик вскочил на колени. Глаза его стали бешенными, он обвел глазами комнату и завопил во все горло:
— Я сказал, не трогайте меня! Уйдите! Все уйдите!
Мать в ужасе зажала уши. Отец поспешно обнял ее и рявкнул на сына:
— Истерику закатывать будешь? Чтобы все соседи послушали, как над тобой бедным, издеваются?!! Ну ты у меня дождешься!..
Он потянулся к Родьке, но вдруг словно что-то толкнуло его в бок.
Лицо отца стало изумленным. Он в замешательстве оглянулся и отступил назад. И словно невидимая рука отшвырнула его к двери…
Егор не видел ничего такого, что толкало бы или тянуло бы отца. Но отец вскрикнул, часто задышал и вдруг бросился прочь из комнаты, споткнулся и завалился в коридоре, охая и скрипя зубами. Мать выбежала следом, закрыв лицо ладонями. И, казалось, невидимый поток подталкивал ее в спину…
Родька стоял на коленях между кроватей, скорчившись и закрыв руками голову.
Внезапно он вскинулся, взглянул в коридор, вздрогнул… И дверь в спальню медленно и величаво закрылась сама по себе, плотно захлопнулась… Маленькая стальная дверная защелка с еле слышным звуком задвинулась. Тоже совершенно сама по себе.
— Родька… — Егору показалось, что он сам уже бредит. — Родька, это твоя работа, да? Как ты это сделал?!
Брат не ответил. Его трясло, худенькие плечи ходили ходуном… Бессильно опустившись на пол, Родька сел, поджал ноги, обхватил себя за плечи…
Егор сполз с кровати, подобрался к брату, хотел положить руку ему на колено, но Родька отшатнулся и застонал:
— Не трогай меня!
— Да ты что, Родька, это же я!..
— Не трогай меня руками! — взвизгнул Родька и скорчился еще больше, хотя больше было уже невозможно.
— Да ты что?!.. — Егор больше не мог выносить всего этого и заплакал от страха. — Это же я! Ты что, не узнаешь меня?
— Узнаю, узнаю, — проговорил Родька. — Не хнычь ты, рева несчастный… И не трогай меня…
— Да почему?
Родька поднял голову, взглянул Егору в глаза. Его подбородок трясся, в глазах стояли слезы. Путаясь в застежке, он расстегнул пуговицы на рубашке и стянул ткань с плеча. Там тоже остался отпечаток отцовской ладони, только это был уже не ожог, а багровый припухший кровоподтек, словно от сильного, резкого удара.
— Мне больно… — выдохнул Родька, вздрогнув всем телом. — Не трогай меня руками…
Это было уже слишком. В голове Егора все перепуталось, но в одном он был уверен: брату нечего бояться его рук. Что бы там ни было, родители это одно, а Егор — это совсем другое…
