Старая женщина жестом показала мне забираться на камень.
Я осмотрел группу Адем и меня посетило нетипичное чувство - страха сцены.
Через мгновение я тихо сказал Мэгвин.
- Нужно ли мне повышать свой голос, когда я буду читать это? - нервно спросил я ее.
- Я не хочу никого оскорблять, но если я этого не сделаю, тем, кто за моей спиной не будет слышно.
Мэгвин в первый раз улыбнулась мне, сморщенное лицо ее вдруг стало милым.
Она похлопала меня по руке.
- Никто не обидится здесь на громкий голос, - сказала она, указывая [внимательную умеренность.]
- Дай.
Я отстегнул Сайцери и передал его.
Затем Мэгвин вызвала меня на камень.
Я цитировал Атас, в то время, как Мэгвин наблюдала.
Хотя я был уверен в моей памяти, это все еще было нервирующим.
Я задавался вопросом, что произойдет, если я пропущу владельца или перепутаю имя.
Это заняло большую часть часа, прежде чем я закончил, аудитория Адем слушала почти в жуткой тишине.
Когда я закончил, Мэгвин протянула руку, помогая мне спуститься вниз с камня, как будто я дама, сходящая с повозки.
Затем она показала жестом на вершину холма.
Я обтер пот со своей руки и схватил деревянную рукоять моего дуэльного меча, когда начал подниматься по тропинке.
Красная одежда Карсерет была плотно привязана к ее длинным рукам и широким плечам.
Кожаные ремни, что она использовала, были шире и толще, чем у Темпи.
Они тоже выглядели ярко красными и мне было интересно, если она красила их специально для сегодняшнего дня.
Когда я подошел ближе, то увидел, что оставшийся синяк выцвел у нее под глазом.
Как только она увидела, что я наблюдаю, Карсерет вскинула деревянный меч в сторону в медленном, преднамеренном движении.
Она показала жест [презрения] достаточно широко, чтобы его могли видеть даже на местах за полпенни позади толпы.
Толпа зашепталась и я остановился, не зная, что делать.
После момента раздумий, я положил свой тренировочный меч рядом с тропой и продолжил идти.
Карсерет ждала в центре плоского, травянистого круга около тридцати футов в поперечнике.
Земля здесь была мягкой, поэтому я мог не беспокоиться, как обычно о том, что буду брошен.
Обычно.
Вашет научила меня разнице между бросками кого-то на землю и бросками кого-то по земле.
Первое, что вы должны делать во время схватки - быть вежливыми.
Второе, что вы будете использовать в настоящем бою, где намерением было искалечить или убить противника.
Прежде чем я подошел слишком близко, я встал в теперь знакомую борцовскую низкую стойку.
Я поднял руки, согнул колени, и боролся с желанием подняться на цыпочки, зная, что я почувствовую себя быстрым, но в результате нарушу мое равновесие.
Я сделал глубокий, выдержанный вдох и медленно двинулся к ней.
Карсерет встала в аналогичную низкую стойку, и как только я вошел в пределы ее досягаемости, она сделала ко мне финт.
Это было только небольшое подергивание руки и плеча, но встревоженный, каким я был, я принял его за искреннее и понесся прочь, как испуганный кролик.
Карсерет опустила руки и выпрямилась, отказавшись от своей боевой низкой стойки.
Развлекаясь, она сделала широкий жест [приглашения.]
Затем поманила обеими руками.
Я услышал несколько смешков, раздавшихся в толпе внизу.
Оскорбленный таким ее отношением, я страстно желал воспользоваться ее опущенной защитой.
Я двинулся вперед и сделал осторожную попытку сделать Руки как Кинжалы.
Слишком осторожную и она ушла от нее, даже не нуждаясь в поднятии рук.
Я знал, что я был не ее класса, как боец.
Это означало, что моя единственная надежда, чтобы сыграть на ее уже горячих эмоциях.
Если я смогу ее взбесить, она может сделать ошибки.
Если она будет ошибаться, я могу победить.
- Первым был Хаэль, - сказал я с самой своей широкой варварской улыбкой.
Карсерет стала на полшага ближе.
- Я скоро раздавлю твои прелестные ручки, - прошипела она на отличном атуранском.
Пока она говорила, она протянула руку и сделала ко мне обманное хватающее движение.
Она пыталась меня запугать, заставить меня отступить и потерять равновесие.
И, честно говоря, от сырого яда в ее голосе мне захотелось сделать именно так.
Но я выжидал.
Я сопротивлялся моему рефлексу отступить.
При этом я на мгновение замер, ни отступая и ни двигаясь вперед.
Конечно, это было то, чего Карсерет действительно ждала, заколебавшись на полмгновения, пока я боролся с желанием убежать.
Она приблизилась ко мне одним простым шагом и поймала мое запястье своей рукой, крепкой, как железная лента.
Не раздумывая, я использовал любопытную двуручную версию Селин Ломающего Льва.
Идеально подходящую для маленькой девочки в борьбе со взрослым мужчиной, или для безнадежно превосходимого музыканта, пытающегося сбежать от наемника Адем.
Я восстановил контроль над моей рукой и необычным движением лишь слегка поразил Карсерет.
Я воспользовался этим и ударил Севом Ячменя, быстро и крепко щелкая костяшками пальцев напротив мышцы ее внутреннего бицепса.
Это не было сильным ударом, я был слишком близок для этого.
Но если бы мне удалось попасть в нерв должным образом, удар мог вызвать онемение руки.
Это не просто сделает ее слабой на левый бок, но сделает все двуручные движения Кетан сложнее.
Значительное преимущество.
Так как я был еще близко,сразу за Севом Ячменя последовал Поворот Жернова, давая ей короткий, крепкий толчок, выбивший ее из равновесия.
Мне удалось достать ее обеими руками, и даже толкнуть ее назад, возможно дюйма на четыре, но Карсерет была далека от потери равновесия.
Затем я посмотрел ей в глаза.
Я думал, что она была сердитой прежде, но это было ничто по сравнению с настоящим.
Теперь мне на самом деле удалось ударить ее.
Не просто один раз, а дважды.
Варвар, менее чем через два месяца тренировок, ударил ее два раза, в то время как все в школе наблюдали это.
Я не могу описать, как она выглядела.
И даже если я мог, то это не внушит вам истину, так как ее лицо все еще было почти полностью бесстрастным.
Вместо этого позвольте мне сказать следующее.
Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь был настолько разъярен за всю свою жизнь.
Ни Амброз.
Ни Хемме.
Ни Денна, когда я критиковал ее песни или Маер, когда я бросил ему вызов.
Их гнев был бледной свечей по сравнению с кузнечным огнем, горящим в глазах Карсерет.
Но даже в расцвете своей ярости, Карсерет держала себя под совершенным контролем.
