большей частью были заключены внутрь просторных оранжерей, поэтому рядом с ними зеленела травка, цвели экзотические цветы и покачивались пальмы.
— Эх, вечером здесь красиво… — вздохнула сидящая рядом со мной Даша.
Ну кто бы спорил? Но, что есть — то и будем есть, как говорят вдумчивые люди. А мы тем временем свернули с Кутузовского на Садовое, причём на подъезде тётя что-то тихо сказала шофёру, от чего тот поморщился, но всё же не стал пересекать все разделительные, нарушая все возможные правила, а дисциплинированно нырнул в развязку, логика которой практически полностью повторяет то, что было тут при моей жизни. Дальше мы проскочили до бывшей площади Маяковского (ныне — Древних Поэтов) с её небольшим, но прочувствованным скульптурным комплексом, посвящённым Поэзии, от древнейших времён до современности, в которую меня угораздило. Там развернулись и оттуда добрались до стоянки Филатовской. Остановились практически на том же месте, откуда тётя забирала меня в мой новый дом.
Когда я вылез, из второй машины выскочил один из сопровождавших нас шкафов в мундире.
Я кивул, признавая, что такое сопровождение будет уместно со всех точек зрения. На проходной обратился к дежурному:
— Глашатай Его Величества, князь Архангелогородский. Подскажите, доктор Арсений Емельяныч Муромцев у себя?
— Да, ваша светлость! Они сейчас в ординаторской… Они сейчас в ординаторской… Извольте я сей час…
— Не надо, не надо! Не надо никому ничего сообщать! — сказал я хитро улыбаясь.
— Как изволите, ваша светлость… — выдохнул дежурный, боясь даже пошевелиться.
Правда, когда я отошёл, то вдруг сообразил, что не особо понимаю, где тут ординаторская? Та самая, где пребывает Арсений Емельяныч.
Глава 13. Москва, XX веков спустя
В поисках той самой ординаторской неоценимую помощь оказал мне сопровождавший меня шкаф. Оказывается, несмотря на свою нарочитую шкафообразность, эта охрана способна выполнять самые разные задачи. Зря я к нему изначально отнёсся как к подвижному предмету мебели! А уже в коридоре, на подходе к этой таинственной ординаторской, мне навстречу попалась…
— Кира! — радостно воскликнул я. — Как удачно!
— Да, ваше благородие? — с некоторой опаской произнесла медсестра, потом опознала мои регалии и стушевалась ещё больше: — Извините, ваша светлость…
— Не узнали меня? — спросил я улыбаясь. — Меня недавно отсюда выписали и забрала к себе Элизабет Никодимовна.
— Ой! Сергей Пантелеевич… Ой… Извините…
— Ничего страшного. Но у меня сообщение для Арсения Емельяныча. Он ещё в ординаторской?
— Да, но там сейчас все доктора собрались…
— Очень хорошо. Проводите меня? — говорю я галантно.
— Да, конечно…
Кира отвечала с явным испугом, но перечить имперскому князю, да ещё и царскому гонцу? Нет, сейчас для низших сословий, к которым, несмотря на все свои достоинства и покровительство известного врача и относилась Кира, физически невозможно. На секунду взгляд её стал расфокусированным и глаза забегали, словно она что-то читала перед собой. Впрочем, почему словно? Решать вопросы через ментальный интерфейс для россиянина 42-го века столь же привычно, как для меня набрать номер на смартфоне. Это я вот, древний реликтовый зверь, всё никак не адаптируюсь. Закончив общение с компьютером — по всей видимости, перекинув кому-то текущее задание, Кира кивнула:
— Идёмте, я вас провожу.
У самой двери ординаторской, когда она уже собиралась, пропустив меня внутрь уйти, я её придержал:
— Кира, ваше присутствие весьма желательно.
Глаза у кошкшдевочки расширились, став истинно анимешными, но спорить она не стала, зашла внутрь впереди меня. В просторной ординаторской, кроме самого Арсения Емельяныча, находилось ещё четверо докторов. Один из них, полноватый, с гладко выбритым лицом с явной неприязнью бросил:
— Медсестра? Что ты тут забыла?
Но тут сопровождавший меня охранник проявил инициативу, сугубо к месту:
— Имперский князь Архангелогородский, глашатай Его Императорского Величества!
— Тем более, медсестра…
— Присутствие всех здесь присутствующих уместно! — твёрдо заявил я и кивнул столь раздражительному господину: — Нас, к сожалению не представили, но вы позволите мне исполнить мой долг?
Тот заметно стушевался, но всё же представился:
— Барон Заболотьев-Раменский, педиатр. Извините, ваша светлость, конечно же, слово императора превыше всего.
Я кивнул ему, достал из сумки грамоту и принялся читать:
— Его императорское величество, Михаил Алексеевич, приказал мне огласить сей указ барону Муромцеву Арсению Емельянычу, а также всем, кто может присутствовать при оглашении!
Я, император всероссийский, великий князь Московский, в курсе того, что весьма достойный врач, Арсений Емельяныч, из баронов Муромцевых, уже долгое время встречает многочисленные препятствия в стремлении связать себя узами брака с девицей Кирой, с которой связали его узы взаимной любви…
Кира судорожно вздохнула и прикрыла глаза, Арсений Емельяныч заметно напрягся. Я же, слегка переведя дух продолжил:
— …Вникнув во все известные мне обстоятельства я указую, что не вижу никаких препятствий, чтобы эти отношения были освящены браком, согласно законам и обычаям Империи. Не вижу также причин, которые могут воспрепятствовать их детям, уже рождённым и будущим, обладать всеми правами и обязанностями, связанными с наследованием имени, титула, состояния, имущества и прочего.
Арсений Емельяныч осторожно и глубоко выдохнул, Кира заетно расслабилась и расплылась в улыбке, а доктор Заболотьев откровенно поморщился. Я же дочитал указ:
— …Вынужден также высказать своё крайнее удивление тем, что в решение столь простого и частного вопроса мне пришлось вмешиваться лично.
Император всероссийский, великий князь Московский, Михаил Алексеевич, подписал сей Указ и печать положенную приложил собственноручно, в день 26 месяца Стрельца года 4124. Писано в двух экземплярах, оный экземпляр зачитать и вручить указанному Арсению Емельянычу, из баронов Муромцевых, другой поместить в Имперский архив.
Вот это последнее вызвало бурную реакцию: Глаза у Киры округлились и стали совсем анимешными, но далеко не все из присутствующих были рады услышанному.
Заболотьев раздражённо стукнул кулаком по собственной ладони и процедил:
— Додавили таки! Тоже мне, либералы хреновы! И кто, интересно, такое Его Величеству напел?
Вопрос был, конечно, риторический, но не выступить по этому поводу я не смог:
