Если говорить честно, что имевшаяся подводная лодка против своей воли все же стала оружием, ночисто психологическим. Дело в том, что она просто не могла выйти из гавани, если только в отлив. Уже через четверть часа работы на этом «велотренажере», несмотря на примитивное устройство регенерации воздуха, кислород заканчивался, и моряки только разевали рот, как вытащенные на берег рыбы. Требовалось немедленно всплывать, чтобы не задохнуться, и экстренно проветривать субмарину.
Еще один такой же кораблик тоже примет участие в войне — на него поставят бензиновый моторчик, и он потеряет способность погружаться. Этому «полуподводному миноносцу» присвоят имя «Кета», и он под командованием лейтенанта Яновича, в Татарском проливе предпримет безрезультатную атаку двух японских миноносцев…
Фок прижался к узкой щели прежде широкой смотровой амбразуры, недавно заделанной железными листами. Бинокль входил туда прекрасно, а большего Александру Викторовичу и не требовалось — вся картина разворачивающейся схватки была перед глазами.
«Ясиме», а он не сомневался в названии броненосца, пришлось туго — корабль заметно осел на корму и завалился на бок, крен, по всей видимости, нарастал. Японцы покидали корабль, прыгая на подошедшие к борту шлюпки, которые спустил крейсер и маленький авизо. Причем последний должен быть «покойничком» — в прошлой истории он подорвался на день раньше двух броненосцев, но сейчас был целым и очень резвым.
А вот «Иосино» на поверхности моря уже не наблюдалось — корабль, погибший в пресловутый «черный день» японского флота 2 мая 1904 года последним, попав под таранный удар «Касуги» поздним вечером, сейчас пошел на дно первым. Причем завалился на борт стремительно, и тут же ушел под воду — сейчас «Такосаго» вылавливал успевших спрыгнуть за борт моряков. Спаслось вряд ли много — крейсер быстро дал ход, устремился за ушедшей вперед японской эскадрой. За ним поспешил «Мияко», а вот с «Ясимой» все оказалось закончено — броненосец повалился на борт, черный дым стелился над водой. Внутри раздался взрыв, и корабль ушел в морскую бездну, погибнув на войне чуть позже отведенного ему срока.
— Не уйдут, они еле ковыляют, — громко произнес Эссен и чуть громче, чем требовалось, приказал:
— Передайте кочегарам — нужен максимальный ход! Мы их догоним! Приготовиться открыть огонь по концевому броненосцу!
Последняя команда вряд ли нуждалась в повторении, на взгляд Фока — все и так были на своих местах, дело только в том, что «Севастополь» значительно отстал от «Полтавы». А та, в свою очередь, немного оторвалась от идущего впереди «Пересвета» — оба эти броненосца уже открыли огонь по японским кораблям.
Флагман Алексеева настиг идущего головным «Касугу» — тот шел со «свернутым клювом», это было видно, заметно осев носом. И стрелял только из кормовой башни. За ним следовал «Ниссин» — вот тот бил по «Пересвету» и присоединившемуся к нему «Баяну» всем бортом. Русские корабли в свою очередь обрушили на противника шквальный огонь, быстро сближаясь с ними. «Полтава» стреляла по «подранку», за которым следовал неповрежденный броненосец — «Сикисима» не жалел снарядов, стараясь нанести русскому броненосцу максимальный ущерб.
Крейсера были заняты своей войной — «Аскольд» с «Палладой» бросились в погоню за «Такасаго», но тот удирал от них на север удивительно резво. А вот «Диана» заметно отстала от этой парочки, и пристраивалась за кормой «Баяна» — теперь против двух «гарибальдийцев» было три русских оппонента. «Новик» с двумя миноносцами быстро настигал «Мияко» — но корабли уходили на юг, и их уже было плохо видно.
«Севастополь» содрогнулся всем корпусом — из двенадцатидюймового орудия носовой башни вырвался длинный язык пламени. К сожалению, в башне действовало только одно орудие, у второго был сломан станок. Обещали отправить с «Сисоя Великого». Однако в Петербурге не сильно торопились выполнять заказ из далекого Порт-Артура.
Фок быстро подсчитал возможности — на русских броненосцах в бортовом залпе семь пушек в 12 дюймов, да двенадцать 152 мм, а вот у японцев огонь вела только «Сикисима» — 4 пушки 305 мм и семь орудий в шесть дюймов каждое. Поврежденный «Хатсусе» еле полз, его догонял «Севастополь» на своих десяти узлах. И отстреливался «японец» из среднего калибра, судорожно пытаясь навести башни, из которых торчали здоровенные двенадцатидюймовые пушки. Но мешал крен, и, по всей видимости, повреждения от подрыва на мине. Или опасения, что собственная стрельба погубит корабль раньше, чем это сделает противник.
Японские и русские корабли сцепились в схватке — «Полтава» с «Сикисимой», а «Севастополь» с «Хатсусе», что мог отвечать только огнем казематной батареи. Но этого хватало — по ощущению броненосец превратился в огромный барабан, по которому дубасили со всей силы палочками. Дистанция сокращалась, и стало ясно, что японскому кораблю настанет последний час. Однако не все так просто — «Сикисима» прекратил бой с «Полтавой», и величаво развернувшись, бросился на «Севастополь».
— Так японцы же просто тянут время!
До Фока, как говориться, только сейчас «дошло», что происходит. Он взглянул на циферблат «луковицы», отщелкнув крышку. Прошло ровно полтора часа с начала погони.
Корабли отошли от Порт-Артура на север примерно пятнадцать миль, может чуть больше, но всяко разно сейчас ближе к Дальнему. До островов Эллиота от Талиенванской бухты шестьдесят миль, и броненосцы Того, если они стояли под парами, в чем не стоит сомневаться, получив радиограмму о подрывах, уже вышли навстречу. Если полный ход принять за 18 узлов, то главные силы прошли чуть меньше половины расстояния до Дальнего. Еще полтора часа и они будут там, а броненосные крейсера намного раньше, у тех на два узла больше — прыткие больно.
А за это время бой сместится еще севернее — «Хатсусе» все же ползет на восьми узлах, а то и девять выдает. И если его не успеть добить за полчаса, то есть риск нарваться на самого Того, от которого «калека», на котором он сейчас находится, просто не удерет. Но как сказать о своих страхах Эссену, ведь тот не может не понимать сути происходящего.
Пока Александр Викторович размышлял, «Сикисима» открыл огонь — прямо у борта взметнулся высоченный гейзер от разрыва тяжелого снаряда. На линзах потекла вода — всплеск буквально обрушился на боевую рубку. Фок отступил на шаг, достал платочек, но вытереть линзы не успел — страшный удар потряс броню, Александра Викторовича отбросило назад, и он влепился всей спиной в стальную стенку.
Рубку заволокло густым дымом, запах сгоревшего пороха проник в ноздри, так что не вдохнешь. От невыносимой боли скрючило все тело, перехватило дыхание, и он прохрипел:
— Мы так не договаривались…
Глава 27
Сознания Фок не потерял, хрипел и матерился, а покойники делать этого не могут. Александр Викторович с трудом поднялся на ноги, начиная осознавать, что произошло. В боевую рубку попал шестидюймовый снаряд, причем в одно из уязвимых мест — в смотровую щель, на стыке броневой плиты в девять дюймов и наскоро состыкованного с ней листового железа. Хорошо, что амбразуры успели заделать до ширины ладони, а «грибообразные» козырьки убрали. Фок знал по описанию боевых действий, что они «прекрасно» отражали осколки взорвавшегося на броне снаряда. Отправляя куски раскаленной стали или чугуна внутрь боевой рубки через широченные смотровые щели. Да еще откровенно повезло — если бы это был двенадцатидюймовый снаряд, то все были бы уже покойниками, причем в полностью «разобранном» виде, с перемешанными кусками человеческой плоти.
Но и этот снаряд весом в три пуда сотворил немало нехороших дел — железо из амбразуры вынесло, и оно прошлось по рубке. Хорошо, что юный мичман и здоровенный матрос за его спиной приняли на себя большую часть металла, хотя опознать тела было трудно — сплошная мешанина истерзанных кусков, словно их мясницким топором разделывали.
