„Заперто изнутри“, — донеслось по рации.
— Выжигайте дверь бластером. Возможно, она без сознания. Нужен врач, — торопливо сказала я.
Это были самые долгие минуты в моей жизни. Как там моя девочка? Почему‑то именно в ней сосредоточились все мои надежды и стремления. Я прекрасно понимала, что на спутнике находится еще много пленников: и девушки офицеров, и Бен, и мальчишки, и еще другие, о которых я могу только догадываться. Но для меня все они воплотились в одной Оли, и если я спасу ее — я спасу всех.
„Жива, только без сознания, — сообщили по рации, и позже добавили: — Отравление углекислым газом, ее уже подключили к кислородной маске“.
Я обессиленно опустилась в стоящее рядом кресло. Жива…
„Мы взяли всех, — прозвучало в рубке. — Спутник полностью под нашим контролем“.
В комнате зазвучали аплодисменты, поздравления… Кто‑то похлопал меня по спине.
— А Род? — встрепенулась я.
„Уже взяли. Адмирал, вы бы видели, как здесь!..“ — в голосе офицера звучало восхищение.
— Да, — устало пробормотала я, — захватывает дух, правда?
„Да, это чудо! Весь спутник превращен в небольшую жилую планету. Такого в своей жизни я еще не видел! — офицер не унимался. — Тот, кто это сделал, — великий человек!“
— Прекратить, — раздался рядом голос адмирала. — Живые есть?
„Да. Одна девушка без сознания, три девушки, найденные на третьем уровне, в порядке, хоть и испуганы, еще пятеро живы, но нужна медицинская помощь, десять мальчишек разного возраста и мужчина — врач, — он говорил, а я кивала и параллельно передавала сидящему рядом офицеру имена.
— Сколько пленных?
„В живых — двадцать два человека, включая главаря. Остальные мертвы. С нашей стороны потерь нет“.
— Отлично, — произнес адмирал, — закругляйтесь. Первый, оставайся на спутнике, пленных и выживших — на звездолет.
И, уже обернувшись ко мне, уважительно сказал:
— Лия, вы… — он развел руками. — У меня нет слов. Я передам правительству федерации отчет, и вас представят к награде.
Я устало отмахнулась:
— Какая награда? Я спасала прежде всего себя. И рада, что все, наконец, закончилось.
Из последних сил заставила себя подняться с кресла, встать и выйти в коридор. Модули уже начали пристыковываться. Нужно встретить Оли. И на этом — все.
* * *
Я стояла возле стены в приемном отсеке звездолета и смотрела, как солдаты ведут спасенных. Их было очень мало — девушки плакали, мальчишки прыгали от счастья: еще не успели серьезно заматереть и обозлиться. Более взрослые юноши зло зыркали исподлобья, как молодые хищники. Бен шел, низко опустив голову. Сколько времени он прожил на спутнике? Год, десять, двадцать? Словно почувствовав мой взгляд, поднял голову и посмотрел на меня. Узнав, на секунду замер, а потом просто серьезно кивнул, приветствуя. Я тоже серьезно, без улыбки, кивнула в ответ.
Меня шатало от слабости. Заряд энергии, полученный от Кира, подходил к концу. Больше суток без сна, побег, восемь часов в модуле, Кир, полицейский участок, схватка с командором, крейсер, адмирал, опять несколько часов разговоров (скорее, допросов), страх за Оли… Все вместе подкосило мои силы, я чувствовала, как свинцовая усталость и слабость охватывают меня.
Внесли на гравиносилках Оливию, и я нашла в себе силы подойти ближе. Девушка была без сознания, с кислородной маской на лице. Измученная чумазая рожица наполнила мое сердце нежностью и тихой радостью. Я сделала это. Я спасла ее. Теперь можно и поспать.
Я уже развернулась и собиралась выйти в коридор, когда спиной почувствовала взгляд. Этот взгляд я узнаю всегда и везде. Даже не нужно оборачиваться, я и так знаю, кто это. Род. Его вели двое солдат в конце колонны. Я обернулась — и наши глаза встретились.
Все замерло между нами. Стихли звуки, застыл воздух, нас накрыла полнейшая тишина. Оказывается, он до сих пор имеет надо мной полную, неоспоримую власть. Я чувствовала, как сжимается мое сердце, как холодеет спина, как в страхе сбивается дыхание и подгибаются колени. Его губы шевельнулись — „Лия, девочка моя…“. И я впала в ступор. Слов я не услышала, но и так прочитала все по его глазам.
Я не знаю, как он вырвался… Он был спутан по рукам и ногам тонкой силовой сетью. Возможно, был какой‑то секрет „в рукаве“, который он берег для побега, но потратил, чтобы отомстить мне?.. Секунда — и он уже возле меня. Я застыла, загипнотизированная, не способная двинуться с места. Его рука почти нежно обхватила мою шею, и я вдруг ясно поняла, что сейчас умру. „Вместе“, — прошептал Род, сжимая сильнее. В глазах потемнело — и в тот же миг тяжелое тело навалилось сверху и прижало к полу неподъемным грузом. И сразу в ушах как будто включился звук: стали слышны крики, шум, хлопки, шипение… Я жива?! Дико болели шея и спина, что‑то горячее потекло по животу и ногам. Тошнотворный запах жареного мяса и сожженной одежды выворачивал наизнанку. Подбежали солдаты, вытащили меня из‑под Рода.
Я в шоке смотрела на огромную, выжженную бластерами дыру у него на торсе. Почти сквозную. Тело Рода агонизировало. Но он был еще жив. Я всматривалась в стекленеющие светлые глаза и чувствовала, как на меня накатывает истерика. Слезы побежали по щекам…
— Лия, любимая, — едва слышно прошептал Род из последних сил, — я всегда знал, что ты погубишь меня…
Я упала на колени и обхватила его лицо ладонями. Я захлебывалась рыданиями, я выла и скулила, как потерянный ребенок. Я гладила его брови, скулы, такие знакомые, такие родные… „Я любила его?!“ — потрясенно спросила себя. Да — и любила, и ненавидела. За год он превратился для меня в целый мир, пусть и наполненный ужасом и страхом, но этот мир был моей жизнью так долго… Когда это случилось? Когда моя фальшивая, поддельная любовь стала настоящей? Как могла эта игра, этот обман так плотно залезть под кожу, стать моей второй натурой? Где заканчивалось мое притворство и начиналась настоящая я? Я не знаю. Меня трясло, выворачивало наизнанку, внутренности разрывало от нестерпимой боли и отчаяния.
Какие‑то люди столпились вокруг меня, уставились в оцепенении, окружили и смотрели, как я глажу мертвое тело и кричу: „Род! Род! Не умирай!“.
Потом я почувствовала слабый укол в шею и провалилась во тьму.
* * *
Не знаю, сколько времени провела в отключке. Я то выплывала из небытия, то опять погружалась в беспамятство. Чувствовала себя механизмом, у которого кончился заряд. Вся сила, энергия, желание жить, которые поддерживали меня на плаву последний год, заставляли бороться, планировать, побеждать, вдруг разом испарились.
Я так устала. Смертельно. Устала бороться, выживать. Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое… Но постоянно кто‑то выдергивал из сна, знакомые голоса звали по имени, плакали, кричали: „Вернись! Вернись к нам…“.
