— Ни-ни, — поспешил успокоить я, пятясь раком. — Мы чуток подискутировали с вашими бывшими сотрудниками, но взрывать ничего не будем и уже расходимся по домам.
— А стр… птиз?! — вскинулся он. — Я фсё слышал!
— Это дядина мечта. Да и когда ему ещё помечтать, если не сейчас, годы-то на исходе… А вы спите! Баю-баюш-ки-баю, утром рюмочку налью-у…
Это меня Прохор научил, и столичный зануда послушно захрапел. Вынырнув из-под стола и кинувшись было в бой, я на мгновение… как это Катенька говорила… опупел, вот… В горнице толпилось уже шестнадцать или семнадцать идентичных бесов, а мой отчаянный дядя, рубя их саблей, не замечал, что эти гады успешно размножаются дележом! Да, с такой бесовщиной мы ещё не сталкивались…
— Илюшка, беги! Беги, дурень, я прикрою!
— Ага, сейчас, только штаны подтяну и рвану с низкого старта.
— Беги, приказываю-у! — громко взревел казачий генерал, замахиваясь на меня саблей. — Исполнять атаманскую волю, а не то зарублю!
Вот и скажите на милость, есть в этом хоть какая-то хромая логика? То есть он готов убить меня сам, лишь бы не дать меня убить бесам, да?! Но мне-то помирать в обоих случаях! Так что дудки, дядюшка, я этот вопрос уж как-нибудь сам решу, в свою пользу.
Хотя, с другой стороны, конструктивных предложений у меня всё равно не было. Если уж мы двоих бесов завалить не смогли, каким образом нам с восемнадцатью справиться? Помощи ждать неоткуда, рыжего ординарца, поди, совсем затоптали, весь полк за околицей, в поле или по крайним хатам спит. А местные на выстрел да шум драки на генеральском дворе не чухнутся — мы тут, бывало, и почище фейерверки устраивали! Ладно, помрём с красивой музыкой…
— И ведь что неприятно, царский приказ-то так и не нашёлся. Надо бы у Катеньки завтра спросить, — совершенно нелогичным переходом определил я, протянул к подоконнику руку, взял дядину кружку с кофе и одним движением выплеснул коричневую жижу в ближайшую харю.
Бес взвыл и… рассыпался сизым пеплом! Причём не один. Как по волшебству, мыльными пузырями стали лопаться и остальные бесы, копии первого. Минуты не прошло, как в комнате остался только один бес, тот, которого я же и подстрелил. Он испуганно огляделся по сторонам, грязно выругался и метнулся было к двери, но уйти не успел — Василий Дмитриевич мощно ошарашил его снятой со стены иконой Николая-угодника. Хорошая доска, не липовая, выдержала, а вот бес — нет. Негодяй рухнул как подкошенный, намертво впившись рогами в пол. Уф, всё…
— А вот теперь, Иловайский, — мой дядя-генерал, тяжело дыша, вернул икону на место, перекрестился на неё же и плюхнулся на скамью, — теперича ты мне всё разобъяснишь…
— Слушаюсь, — всё ещё держа в руке пустую кружку, кивнул я. — Скажите только, вы этот кофей пили? Похоже, крепость у него термоядерная…
— Какая? — не понял он, но махнул рукой. — Не пил я его. Из энтой кружки отец Силуян пару глотков сделал, да не понравилось ему.
— А перед тем, как пригубить, батюшка по привычке осенил еду и питьё крестным знамением, — уверенно дополнил я. — Конечно, за уши притянуто, но другого объяснения нет. Появится другая теория, примем к сведению и её. Что же касается всей этой ситуации в целом, то…
Дядя слушал терпеливо, изредка обшаривая взглядом стол в поисках уцелевшей выпивки. И про учёного Жарковского, похищенного с той злополучной конференции, и про его порабощение ведьмой Фифи, и про сложносплетённый заговор нечисти с целью прибить меня, а заодно и опорочить весь полк. Про Катеньку, которой дважды подбрасывали труп несчастного курьера то ли с целью довести до истерики, то ли сделать соучастницей, то ли просто подкормить. Про научную полицию будущего, прибывшую к нам искать того же Жарковского, а для «облегчения поисков» взявшую в проводники двух бесов-убийц. То есть ничему этих учёных умников пролитая кровь не научила, по-прежнему верят, что нечисти можно доверять и использовать её хищные наклонности во благо. Интересно, а одолей они меня с дядей, так от этого пьяненького жандармика хоть косточки бы остались? Ох, вряд ли, братцы…
— Чего-то намудрил ты, Иловайский. Нагородил всякого, а кто самый наиглавнейший виновник, так и не понятно?
Я развёл руками. Крыть нечем. Ни эксцентричная мадемуазель Зайцева, ни снедаемый ревностью псих Жарковский, ни тем более тупоголовые бомбилы-бесы на такие замыслы не способны. Стравленными оказались все, да только без малейшего объяснения — кому и зачем это было нужно?
— А ещё я не выяснил, где приказ…
— Этот, что ль? — Наш генерал небрежно вытащил из-за пазухи мятый конверт.
— Но… откуда?
— Собутыльничек передал. — Дядя беззлобно толкнул ногой храпящего под столом жандармского чина. — В знак доброй воли, так сказать. А взамен требовал тебя с ним на допрос отпустить. Далеко. В какой-то институт чего-то там с квантами и пикселями связанного. Я и предложил обсудить сие под рюмочку…
Хм… Получается, что всё складывалось ещё более запутанно, чем даже я мог предположить. Кому и зачем понадобился простой казачий хорунжий, да ещё в институте? Они там с нечистой силой братаются, а меня за химок и на допрос? Нет уж, погодите, господа хорошие, хреном с морковкой вприкуску баловаться…
— Спасибо, что не сдали учёным крысам.
— Не за что, — зевая, буркнул дядя. — Согласно приказу государя императора спустя неделю мы должны выступать в направлении польской границы. Семь дней у нас есть. То есть у тебя. Так что давай советуй: чего с этой харей бесовской делать будем?
— Допрашивать.
— А как? Ты на злобность-то его посмотри, глазами так и зыркает, волчара…
— Ничего я вам не скажу-у-у!!!
— А мы ему клизму со святой водой! — не думая, предложил я. — Благо и поза подходящая.
— Я вам всё скажу-у-у!!! — С таким же пылом бес мгновенно поменял точку зрения, едва ли не виляя задом в знак полной готовности к сотрудничеству.
Чем мы и воспользовались, хотя знал он немного. Военная косточка, работал с напарником по приказу. Причин внезапной ревности ко мне господина оратора в женском платье не понимает. Была б его воля, он бы мне из засады за сто шагов голову прострелил и не парился. Нанят по договору с ведьмой Фифи, реальный заказчик пожелал остаться неизвестным. В служебные обязанности входило сопровождение жандармского чиновника и оказание ему всяческой помощи. До определённого момента. А когда этот момент наступит — убить лысого человечка самым зверским способом, а уж те, кому надо, найдут способ переложить всю вину за смерть санкт-петербургского чина лично на генерала Василия Дмитриевича Иловайского 12-го. Вот как-то так примерно…
