Охоронец был на полголовы выше Глеба и чуток пошире в плечах, так что кольчуга оказалась более чем просторной, и Глеб без особого труда натянул ее поверх своего изорванного в клочья шерстяного подклада.
Повесив на пояс меч охоронца, Глеб двинулся к двери.
– Эй, ребята!
Один из охоронцев вскинул голову, и Глеб ударил его крестовиной кинжала в переносицу. Охоронец слетел с лавки на пол. Второй мгновенно вскочил на ноги, выхватил из ножен меч и бросился на Глеба.
Охоронец и ходок скрестили мечи.
– Лучше брось меч, а то убью, – прорычал бородатый охоронец, гневно сверкая глазами.
– Убивалка у тебя еще не выросла, – холодно глядя противнику в глаза, парировал Глеб.
Напрягшись, он резко оттолкнул от себя охоронца и точным, молниеносным ударом рассек ему мечом предплечье. Охоронец вскрикнул и, выронив оружие, попятился к стене. Глеб шагнул вперед и хлестко ударил его голоменью меча по лбу. Затем, не дожидаясь, пока охоронец рухнет на пол, повернулся и спешно зашагал дальше.
Глебу были знакомы мрачные коридоры подземелья. К главному выходу он не пошел, а свернул влево, к комнате над псарней, где томились во мраке псы-мутанты, которым скармливали мертвых узников.
Вот и дверь комнаты. Оглядевшись по сторонам, Глеб взялся за железный штырь, торчащий из доски, и, моля богов о том, чтобы дверь была не заперта, осторожно потянул штырь на себя.
Дверь поддалась. Глеб скользнул в комнату и, остановившись у порога, прикрыл дверь за собой.
При свете факела, воткнутого в стену у входа, Глеб увидел сырые каменные стены и огромную решетку на полу, прямо у его ног. Звенья решетки были большими, такими, чтобы легко можно было протолкнуть вниз человеческое тело.
Из зловонной ямы, расположенной под решеткой, послышалось глухое рычание. Глеб глянул вниз и увидел несколько пар мерцающих глаз, уставившихся на него из тьмы.
– Нравятся мои собаки, ходок? – услышал он вдруг.
Глеб быстро поднял взгляд. Прямо перед ним, по другую сторону решетки, накрывающей яму с тварями, стояла Ядвига. На поясе у нее висели ножны Глеба. А из-за левого плеча торчал приклад ольстры.
В груди Глеба заклокотала ярость.
– Ты забрала мое оружие, – хрипло проговорил он.
Ядвига улыбнулась:
– Княгиня позволила мне сделать это. Но ты не ответил. Тебе нравятся мои собаки?
– Нет.
– Почему?
– Я больше люблю кошек. От них не так сильно воняет.
Ядвига сняла с пояса плеть.
– Я кормлю их костями сдохших полонцев, – сказала она. – А иногда им достаются и живые. Сегодня у них будет превосходный обед.
Глеб вынул из ножен кинжал и глухо произнес:
– Отдай ольстру и уйди с дороги. Обычно я не дерусь с женщинами, но для тебя сделаю исключение.
Глаза Ядвиги блеснули холодным огоньком. Тонкие губы проговорили:
– Я бы могла попросить тебя вернуться в клетку миром, но не хочу. Гораздо веселее будет помучить тебя.
Она принялась медленно разматывать плеть, не спуская с Глеба пристального взгляда.
Псы внизу вновь зарычали, предчувствуя скорую трапезу.
– Я сброшу тебя своим псам, и они сожрут тебя, – пристально глядя на Глеба и выбирая момент для удара, сказала Ядвига.
– Попробуй, – сухо ответил Глеб и шагнул вперед.
Бич взвился в воздух и хлестнул Глеба по руке. Меч выпал из его ошпаренных ударом пальцев и грохнулся сквозь решетку к псам.
– Ну, как? – весело спросила Ядвига.
Глеб потер ушибленную руку и усмехнулся:
– Неплохо. Но мы еще можем договориться. Ты отдашь мне мою ольстру и уйдешь с пути.
– И что я получу взамен?
– Жизнь.
Ядвига холодно засмеялась.
– Ты мне нравишься, Первоход. Я буду мучить тебя долго и изощренно.
Глеб прикинул расстояние для прыжка и ответил:
– У меня нет времени на любовные игры, милая. К тому же ты не в моем вкусе.
Бич вновь взвился в воздух. Железный охвосток царапнул Глеба по лицу, выбив фонтанчик крови.
Псы внизу почуяли кровь и пришли в неистовство. Они прыгали вверх, пытаясь схватить Глеба за ногу, но падали на пол и клацали зубами в бессильной ярости.
И вновь бич сухо щелкнул в полумраке подземелья. Конец его, как змея, внахлест оплел ногу Глеба. Рывок – и нога Глеба взлетела вверх, а сам он рухнул на спину, больно ударившись лопатками о железные прутья.
– И это знаменитый Первоход! – Ядвига презрительно улыбнулась. – Такое же ничтожество, как остальные!
Глеб быстрым движением перехватил конец бича и изо всех сил дернул его на себя. Ядвига, не ожидавшая от него такой прыти, потеряла равновесие и упала на пол. Глеб в одно мгновение оказался на ногах и прыгнул на мучительницу.
Вцепившись друг в друга, они принялись кататься по полу. Ядвига, рослая и широкоплечая, как мужчина, не уступала Глебу в силе. Сжав пальцами плечи Глеба, она плюнула ему в лицо. Затем вцепилась ему в щеку скрюченными пальцами.
Острые ногти разодрали Глебу щеку, он отшатнулся, перехватил руку и резко вывернул. Ядвига вскрикнула от боли. Глеб оттолкнул Ядвигу от себя и наотмашь ударил ее по лицу тыльной стороной ладони.
На мгновение удар ослепил Ядвигу. Глеб вскочил на ноги, схватил ее за плечи и швырнул в черное звено решетки. Ядвига скользнула в черный провал между прутьями, но в последнее мгновение Глеб успел схватить ее за руку, и она повисла над ямой.
– Вытащи меня! – заорала Ядвига, отбиваясь ногами от лающих псов.
– Отдай ольстру! – рявкнул в ответ Глеб.
– Вытащи!
– Сперва ольстру!
Один из псов подпрыгнул и, клацнув зубами, вцепился Ядвиге зубами в ногу. Она заорала от боли, ударила пса свободной ногой по морде, выхватила ольстру из кобуры и рывком протянула Глебу.
– Держи!
Глеб схватил ольстру.
– Теперь тяни! – крикнула Ядвига. – Тяни же, дьявол!
– Прости, – холодно проговорил Глеб и разжал пыльцы.
Ядвига упала вниз. Она успела вскрикнуть от ужаса, но в следующее мгновение псы набросились на нее, и она захлебнулась собственной кровью.
– Да простят меня боги за мою жестокость, – проговорил Глеб мрачным голосом, повернулся и зашагал к двери.
Сначала Белозор Баска был в ярости. Он расхаживал по комнате в длинном, выстеганном золотыми нитями аравийском халате и честил Диону на чем свет стоит. Припомнил ей и то, что она нелюдь, и то, что когда-то она спала с мужиками в срамном доме Бавы Прибытка, и то, как втихаря она приворовывала у него бурую пыль.
Потом, устав ругаться, он загрустил. Разогнал всех собутыльников, сел за стол, подпер ладонью щеку и целый час кряду выл унылые песни, перемежая их жалобами на свою горькую судьбину.
А после, когда поток песен иссяк, его охватила холодная, лютая злоба. Белозор натянул сапоги, накинул полушубок, схватил саблю, кликнул своих подельников и отправился на улицу.
