Глаза у Эди, как у всякого непривычного к очкам человека, сразу стало ломить. Центр лба заныл. Захотелось размять его костяшкой указательного пальца. Наконец зрение сфокусировалось и, повернувшись к окну, Эдя различил все те же дома с редкими пятнами окон.
Аня напряженно ждала.
– Брр! И как люди в этом ходят? Все расплывается!
– Ну хоть что-то вы видите?
– Дома. Теперь вижу столб. Интересно, в каком архитектурном стиле он выполнен? – ехидно спросил Эдя.
Девушка даже не улыбнулась.
– Дома – это да... Они не меняются. А теперь посмотрите на водителя! – нетерпеливо велела она.
Эдя посмотрел на водителя.
– Ну как, видите?
– Ага, вижу. Ну сидит чувак, баранку крутит, – подтвердил он, зная, что водитель, оглушенный музыкой, все равно его не услышит.
Аня кивнула.
– Ясно. То есть никакой изнанки мира, никакой внутренней стороны подкладки, за которой жизнь прячет портняжные швы и фанерные, подбитые брусом, части декораций, вы не видите? – спросила она без удивления.
Эдя осторожно кивнул. Он опасался девушек, которые говорят сложными предложениями. Аня протянула руку и сняла с него очки.
– Значит, дело не в очках. Дело в том гвозде, о который я укололась. Или не знаю уж, что это было, – сказала она.
– О каком гвозде? – не понял Эдя.
– Это длинная история. За неделю до Нового года меня сбил велосипед.
– Велосипед? Зимой? Издеваешься?
– Серьезно. Какому-то не в ту сторону выросшему мальчику взбрело в голову полихачить на гололеде. Мои очки слетели и провалились сквозь решетку. Знаешь решетки в асфальте для стока воды?
– И ты, конечно, стала доставать? – спросил Эдя.
– Попыталась. Я заглянула внутрь, но ничего не увидела. Только то, что там неглубоко. Я кое-как просунула кисть – сбоку асфальт был выщерблен, а так бы рука не пролезла – и стала шарить. Ну и гадость же! Раскисшие листья, мусор. Но очки я все-таки нашла. А когда уже вытаскивала руку, в нее что-то впиявилось.
– Гвоздь?
– Или что-то еще. Может, стекло или проволока? Я вообще не поняла, откуда что взялось. Было дико больно. Я ощутила холод и сразу жар.
Аня протянула Эде руку, и он разглядел на тыльной части ладони шрам сантиметра в три.
– Долго зарастал? – спросил он сочувственно.
Аня вскинула глаза и сразу их опустила.
– Нет. Почти мгновенно. Минут за десять зарос – так вообще не бывает. Повезло.
Она нервно засмеялась, поняв, что сказала: «Повезло».
– В общем с тех пор все и началось. Всякий раз как я надеваю эти очки, мне мерещится всякая чушь. Я вижу цвета, вижу мысли, знаю истинные желания каждого человека... Ужасно! – тихо сказала Аня.
– В самом деле? Ну и какое у меня сейчас желание? – усомнился Эдя.
Аня надела очки и посмотрела на него.
– Мне что, вслух сказать? Или можно сразу начинать кусаться? – спросила она спокойно.
Хаврон смутился.
– Ну не такое уж оно и истинное... Так, сиюминутное, – буркнул он, все еще уверенный, что слова девушки блеф.
Аня усмехнулась.
– Значит, не веришь. Есть один способ, чтобы и ты увидел. Хочешь рискнуть? – предложила она.
– Ну если это не очень больно.
– Это больно. Но не очень, – сказала Аня.
Прежде, чем Хаврон успел спросить, что именно она собирается сделать, Аня быстро взяла его руку и запустила в нее ногти. Не очень глубоко, но все же появились царапины и выступила кровь.
– С ума сошла?
– Молчи. Взгляни на водителя еще раз и ты увидишь то, что вижу я!.. И не дергай руку, контакт нельзя разрывать! – приказала Аня.
Она смотрела не на Эдю, а вперед. В выпуклых стеклах очков скользили желтые огни фонарей.
Хаврон послушался и посмотрел. Водительское кресло исчезло. Сидевший перед ним бомбила казался сотканным из сияния. Зелено-фиолетовое внутри, снаружи оно постепенно размывалось, выбрасывая тонкий световой луч в районе темени. Различался алый пульсирующий круг сердца. Эдя всмотрелся и правее сердца, в нескольких сантиметрах над солнечным сплетением, различил золотистую точку.
Хаврон ощутил сухость во рту. Эде вспомнилось, что в школе у него был приятель, назойливо мечтавший об очках шпиона, позволяющих видеть сквозь предметы. Парень на этом буквально зациклился. С пеной у рта спорил с теми, кто говорил, что таких очков не существует. Его даже побаивались: а ну как бросится? Однако эти стеклышки были куда серьезнее пресловутых очков разведчика. Они всего человека превращали в палитру красок. Хаврон выдернул у Ани свою руку. Странное наваждение исчезло.
– Видел? – спросила Аня.
– Что это? Приборы ночного видения для снайперов легли в основу массовой коллекции? – спросил Эдя хрипло.
– Сама не знаю. Но я безумно устала. Ты видел это одну секунду и испугался, а я вижу почти постоянно.
Неожиданно Аня всхлипнула и прижалась к его плечу лбом. Эдя, не привыкший к женским слезам, ощутил себя большим псом, хозяйка которого странным образом завыла. Ему захотелось подвывать и вертеться на месте.
– Я, конечно, понимаю, что очки эти странноватые, даже очень, но с моста-то зачем бросаться? – спросил он растерянно.
Аня закрыла глаза. Ее пальцы сомкнулись на бицепсе Эди, и Хаврон тотчас по пижонской мужской привычке неосознанно напряг мышцы.
– Это невозможно. Я почти не могу спать. Постоянно слышу голоса. Ты вот сейчас посмотрел на этого водилу, и всю ночь будешь видеть его сны, и знать все, о чем он думает, и все дурное, что он когда-либо сделал, начиная едва ли не с пяти лет... А теперь представь, что творится со мной. Очки у меня уже давно, и я видела сотни, тысячи людей. Едва я закрываю глаза, как слышу хор множества голосов. Кто-то плачет, кто-то смеется, кто-то в истерике, один даже уже умер, и я умирала вместе с ним... Я так больше не могу. Я чувствую, что схожу с ума. Или уже сошла.
Эдя задумался.
– Ты видишь все эти глюки только когда ты в очках? Так? А если их не носить? – спросил он.
– У меня зрение минус пять. Без очков я как летучая мышь.
– Так выбрось и купи другие. Иногда проще выбросить очки, чем прыгать с моста, – предположил Эдя.
Аня усмехнулась.
– Думаешь, я не пыталась? Все другие очки трескаются прежде, чем я успеваю коснуться оправой переносицы... А эти... Их невозможно потерять! Я и в маршрутке их специально забывала. И в кислоту бросала, и просила одного мужика в гаражах разварить их сваркой. И все равно они через час оказываются у меня в сумке!
– Тупик прям какой-то. Без очков ты не видишь совсем ничего, а в очках ты видишь слишком много. И избавиться от очков нельзя, – подвел черту Эдя.
– Самое страшное, что я потеряла веру в людей. Ты даже не представляешь, как это ужасно: не верить людям и всех подозревать. Теперь все они кажутся мне опасными, темными, я их боюсь, почти всех... Ты даже представить не можешь, какие дикие, нездоровые мысли и желания бывают порой у самых милых с виду людей, – сказала Аня подавленно.
