В этот раз было медленно и томительно, но все так же чувственно и остро. Он был властным и нежным, он брал, а я отдавался. Это казалось таким естественным, правильным – чувствовать его в себе, на себе, слышать его дыхание, ощущать его вкус и запах. Потом долго целовал меня, шептал что-то бессвязное, выглаживал везде, куда мог дотянуться. Я опять завелся, и все повторилось, еще ярче, еще сильнее. Он так меня вымотал, что я заснул, едва отдышавшись, сквозь сон чувствуя, как он целует меня и уходит. Мне было хорошо, как никогда.
А утром пришло время подумать.
Изменить я уже ничего не мог. И даже отказать Дарену в следующий раз не смогу, стоит ему меня коснуться, мозги отключатся сразу, это я понимал. Можно было только избегать его, но это было бы слишком глупо. Ну что же, раз я уже так вляпался, оставалось только продолжать плыть по течению. К тому же, такое мое поведение поможет мне усыпить бдительность Дарена и подготовить побег. Нерешительно заскребшуюся совесть я жестоко подавил. Каким бы потрясающим любовником Дарен не был, в первую очередь, он - мой охранник. Как говорится, мухи отдельно, котлеты отдельно, и без обид. Он наверняка это понимает еще получше меня. Может, он и пострадает немного, передавая меня какой-нибудь имперской службе, но страдания отнюдь не помешают ему это сделать. И я ему ничего не обещал и обещать не буду. Так почему бы не получить от своего положения такой неоднозначный, но, без сомнения, приятный бонус? Тем более что я сам все это начал, а стало быть, и заслужил немного радости?
И когда он принес мне завтрак, я встретил его лучезарной улыбкой и был приветствован жарким поцелуем.
- Дай поесть, - я с усилием оторвался от него. – У меня сил нет на более энергичные действия.
- Прошу, - он широким жестом указал на стол и прямо-таки с умилением наблюдал за тем, как я завтракаю.
- Какие планы на сегодня? – спросил я, наевшись.
Дарен задумчиво посмотрел на кровать. Я спросил (опять без всяких задних мыслей, клянусь!):
- Теперь и из постели не будешь выпускать?
Он опять неожиданно помрачнел:
- Дима, не надо. Я понимаю, что тебе совсем не нравится твое положение, но не считай нас чудовищами. Вреда тебе никто не причинит, если ты будешь сотрудничать. Ты же сам понимаешь, насколько ценные у тебя звери, никто не даст тебе просто исчезнуть с ними.
- И никто не спросит, хочу ли я сотрудничать, с кем и для чего. Дарен, ответь мне сейчас, и я больше не буду поднимать этот вопрос: мне хотя бы будет позволено оставить при себе моих коти, когда ваши службы узнают от меня все, что им нужно? И насколько я буду распоряжаться своей собственной жизнью? Я даже не спрашиваю, позволено ли мне будет участвовать в исследованиях, иметь голос в принятии решений об использовании моих животных и право молчать о том, о чем я не хочу говорить.
Он подумал и ответил:
- Все так, и в то же время… Дима, ты слишком мрачно это воспринимаешь. Коти у тебя вряд ли отнимут, и какие-то ограничения, конечно, придется терпеть, но в целом ты будешь жить, как обычный служащий. А абсолютного права самому руководить своей жизнью, решать и молчать, нет ни у кого, даже у императора. Всем приходится чем-то жертвовать во имя общего блага.
Я не стал спорить, с точки зрения верноподданного империи он говорит правильные вещи. Другое дело, что я таковым не являюсь и о благе империи думать не обязан. Переубедить друг друга мы все равно не сможем, но поссориться рискуем, а ведь у нас и так немного времени. Так что я перебрался к нему на колени и сказал:
- Мы, кажется, обсуждали планы на сегодня. У меня появились кое-какие идеи.
Из-за борьбы со своей депрессией я как-то упустил приближение Нового года – летнего солнцестояния. Такого праздника, как в Середину года, на этот раз у меня не было, да и не хотелось мне праздника. Из-за болезни киры Рианы приема в замке не устраивали, и сама она никуда не выезжала. Дарен же несколько раз ездил на разные мероприятия и каждый раз, вернувшись, будил меня ночью, чтобы, помимо всего остального, угостить прихваченными из гостей вкусностями. Я смеялся над ним и говорил, что я не ребенок и не любимая собачка, а он отвечал, что солдат имеет право быть сентиментальным, и мне придется это терпеть.
Верхом мы продолжали ездить, хоть и не каждый день, и не всегда по моей инициативе. Я не хотел вызывать лишних подозрений, да и узнать-то мне надо было мало — в какую сторону двигаться, чтобы добраться до Пеледора. Я надеялся, что в таком большом городе сумею укрыться на какое-то время. Важнее было подружиться с лошадью и разузнать, как можно незаметно вывести ее из замка. Со старым Гнедком общий язык мы нашли с самого первого дня знакомства, а вот со вторым пунктом дело обстояло сложнее.
Первой мыслью, конечно, было скрыться под покровом темноты. Дарена я спать у себя не оставлял, да он и не настаивал. Специально мы ничего не скрывали, но и выставлять нашу, без сомнения, странную для окружающих связь на всеобщее обозрение по обоюдному молчаливому согласию не стремились. Так что после его ухода я мог передвигаться совершенно свободно. Конюшню на ночь только снаружи засовом закладывали, но ворота замка запирались, а где искать ключ, я не знал и узнать шанса не имел. Сам я мог еще поискать какую-нибудь лазейку, но лошадь вывести таким образом бы не удалось. От мысли идти пешком я отказался сразу. В полях я не скроюсь и пешком далеко уйти не смогу. И на лошади-то будет проблематично покрыть нужное расстояние до тех пор, пока меня не хватятся.
Дозор на воротах не стоял и, в принципе, днем я мог в любое время выехать из замка, если бы правильно себя повел. Но Дарен хватится меня не позднее, чем через час, в этом я был уверен, а за этот час мы с Гнедком далеко не уковыляем. Вот когда я действительно пожалел, что поддался слабости и позволил себе втянуться в этот роман, но что-то менять было поздно.
Наши с Дареном отношения, между тем, все больше начинали меня пугать. С ним было не так легко и удобно, как с Лучисом, с ним было хорошо по-другому. С ним я ощущал себя кем-то другим, кто был лучше меня обыденного, красивее, желаннее, счастливее… И это затягивало меня все глубже, становилось нужным, необходимым, также как и человек, дававший мне эти новые чувства. Я не хотел этого, но ничего не мог с собой поделать. И, похоже, не я один.
- Ты такой легкий, - сказал он как-то, укладывая меня на себя лицом к лицу, ему очень нравилось так лежать, - такой маленький по сравнению со мной.
- Тебя именно это так во мне привлекает? - я удобно вытянулся, отдыхая, на его большом теплом теле, устроил голову на твердом плече. - Любишь малышей?
