Разумеется, в те последние годы перед Безмолвием число пораженных районов выросло, будто микофиты образовали обширный, не обладающий разумом авангард… но чего? По меньшей мере один видный горожанин, изобретатель Стивен Бацилла[64] (прапрапрадед влиятельного статистика Горта), как будто знал, чего именно, и разглядел потенциальную угрозу. Как он изложил это Совету Внутренних Дел, органу, созданному для решения проблем городской безопасности:
Нас должен беспокоить сам факт того, что мы не способны остановить их быстрое размножение, что от любой отравы они лишь благоденствуют. Ибо это указывает на наличие иной, превосходящей нас силы, постановившей, что эти грибки должны и будут жить. Многие из здесь присутствующих не раз наблюдали, как некоторые микофиты, выкопанные и сложенные кучами в местах, назначенных для сожжения, таинственным образом находят себе дорогу на прежнее место. И это должно подстегнуть нас к действию… И наконец, нет необходимости напоминать вам, если, конечно, кое-кто из нас не страдает забывчивостью, что цвет у таких грибов пурпурный. Всего несколько лет назад во всем городе не было ни одного пурпурного гриба. Почему-то этот факт представляется мне более зловещим, нежели все остальное…
К несчастью, Совет отмахнулся от его предостережений, как основанных на бабушкиных сказках, и в приказном порядке запретил Бацилле говорить о «грибах, микофитах, лишайниках, мхах и родственных им растениях, дабы не вызвать случайную и ненужную панику среди населения»[65]. В конце концов это ведь Совет Внутренних Дел отвечает за безопасность в городе.
Но была ли у Бациллы причина для тревоги? Возможно, была. Согласно докладам полиции, за три года до Безмолвия в городе имело место семьдесят шесть необъясненных и нераскрытых взлома, против всего лишь тридцати в предыдущем. За два года это число выросло до девяносто девяти, а в год перед Безмолвием — до ста пятидесяти. Бесспорно, часть этих ночных проникновений в дома можно объяснить большим числом нахлынувших в Амбру и неассимилировавшихся искателей приключений, и нет сомнения, неспособность властей проявить должную озабоченность означает, что они пришли к сходному выводу. Однако в поразительном числе подобных случаев жертвы утверждают, что если они кого-то и видели, то вторгшийся был невысоким, обычно скрытым тенями и почти всегда носящим широкополую серую шляпу. Зачастую эти загадочные взломщики исчезали, прихватив с собой столовые приборы, украшения и съестное[66]. Поистине прискорбно, что городские легенды о грибожителях получили столь широкое распространение, потому что, стоило им превратиться в страшные сказки, никто уже не воспринимал их всерьез. Полиция отмахивалась от таких рассказов как от истерических домыслов или неприкрытой лжи, а преступники еще более запутывали ситуацию, перед взломом переодеваясь в «костюмы» серошапок[67].
Хуже того, созданные Мэнзикертом II и Аквелием эффективное правительство и сеть мирных договоров были, как выяснилось, возведены на песке.
Ко времени Безмолвия Амбра казалась не только надежно защищенной, но и богаче, чем когда-либо. И действительно Аквелий только что заключил еще более прочный союз с менитами[68] и сделал первый шаг к продолжению своего рода, женившись на дочери старого короля менитов Ирене[69], которая, по всей очевидности, была не только красива, но и умна, и можно было ожидать, что она станет править Амброй совместно с Аквелием, как это делали на свой лад София и Мэнзикерт I[70].
В том же году Аквелий укрепил свои западные границы против возможного нападения Халифа[71], подписав договор, по которому амбрские купцы получали льготы (особенно отмену пошлин на экспорт), а взамен Аквелий обещал держать Амбру как вассал Халифа[72].
О мере коварства Аврелия лучше всего свидетельствует ответ, который он дал, когда Халиф попросил его помочь подавить восстание Мечтателя Джонса в обмен на дальнейшие торговые концессии. Халиф, сам человек лукавый, также писал, что два сводных брата Аквелия, ближайшие наследники капанства, удостаиваются чести учиться при дворе Халифа под попечительством его самых умелых наставников, «среди самых ученых людей цивилизованного мира». Державшийся в этом конфликте нейтралитета, Аквелий ответил, что армада брейгелитов в сто парусов уже угрожает Амбре (на самом деле флот был в двухстах милях и с удовольствием грабил Южные острова), и потому он не может выделить ни одного корабля для нападения на дружественное труффидианское государство на западе, однако он с благодарностью принимает так щедро предложенные Халифом привилегии. Что до приглашения учиться в империи, Аквелий послал свои «нижайшие и бесконечные благодарности», но братья так и не поехали. Поедь они, Халиф, несомненно, оставил бы их у себя в заложниках[73].
Сколь бы ни был Аврелий доволен тем, как ловко отвел потенциальную угрозу, у него на руках (а ведь срок ежегодной экспедиции за пресноводным кальмаром все приближался) оказались две других опасных ситуации, которые требовали быстрого разрешения. Во-первых, очевидный неурожай в сочетании с наплывом новых поселенцев (а ему не хотелось, чтобы он иссякал) мог обернуться угрозой голода. Во-вторых, на его западные границы начали совершать набеги харагк, племя воинственных кочевников, скакавших на битву верхом на крепких горных пони[74]. У Аквелия не было кавалерии, но у харагк не было флота, и если бы дошло до вооруженного столкновения, Аквелий, надо полагать, был уверен, что сможет помешать варварам хлынуть через реку (особенно теперь, когда державший истоки Моли Морроу стал союзником).
Будь харагк единственными врагами Аквелия, у него все еще были бы причины благодарить судьбу, но как раз в этот момент решил заявить о себе давний недруг на юге: потомки аанов из войска того самого Брейгеля, который вынудил Мэнзикерта I подняться вверх по реке. Привлеченные массовым уходом аанов на богатые окраины Амбры, эти брейгелиты, как они себя называли, начали устраивать бесчинства на юге. И по вполне понятной причине: они негодовали на потерю потенциального людского ресурса, особенно когда их самих подпирали с юга Серые племена. В свете возможного голода еще больший ущерб нанесло то, что брейгелиты развязали торговую, а не военную войну, с которой хотя бы можно было быстро покончить. Их оружием стали транзитные пошлины на амбрские товары, непомерные налоги на продукцию, перевозимую вдоль берегов Моли на Южные острова, и опиравшиеся на крупные, хорошо вооруженные гарнизоны[75].
