Женщина молча посмотрела на него и показала, куда складывать хворост.
— Я буду тебе полезен, — пробормотал Захария. Если она и слышала, то ничем не показала этого.
Женщина сложила ветки и произнесла какое-то заклинание. Сразу же повалил дым и взметнулись язычки пламени. Захария инстинктивно схватился за Круг Единства, висевший у него на груди, чтобы оградить себя от колдовства, но тут же успокоился. Если старые боги были хороши для его бабушки, чем они плохи для него? Старые боги защищали ее, она дожила до преклонного возраста, пережив двоих из двенадцати своих детей. И ей во всем сопутствовала удача.
Так или иначе, если женщина из Аои захочет околдовать его, он не сможет ей помешать.
— Владычица! — пробормотал он, ошеломленно глядя на изменяющиеся языки пламени, которые образовали нечто вроде арки, прохода, ведущего в другой мир.
В пламени он увидел человека, который входил в реку. Судя по тому, как охотно он забрался в воду, мужчина не был куманом. Скорее уж он напоминал хозяйку Захарии. Но по одежде, в беспорядке брошенной на берегу, Захария понял, что перед ним богатый вельможа. Через минуту в поле зрения показались шесть бородатых солдат со значками, изображающими львов: вендарские солдаты, служащие королю. Так кто же этот человек и почему они следуют за ним, как свита?
— Саун глаунт, — прошептала женщина Аои.
Потом она удовлетворенно пробормотала что-то и махнула Захарии. Тот вскарабкался на лошадь, и они вышли из круга камней. Женщина направилась на север.
Они шли полночи без остановок и привалов. Он хотел было сказать, что лошадь устала, но и женщина, и лошадь оказались крепкими созданиями. Единственным слабым здесь был именно он, Захария. И он решил не жаловаться.
Внезапно женщина остановилась и снова произнесла:
— Нам нужен огонь.
Захария спешился и застонал. Все тело у него болело. Но он ничего не сказал и решил молчать и впредь. Под деревьями валялось столько веток, что не составило ни малейшего труда собрать вязанку для костра. Захария свалил хворост рядом с ямой, которую выкопала женщина, и занялся лошадью.
— Мы надолго остановимся? — спросил он. — Я успею приготовить куропаток?
— Саун глаунт, — раздался в тишине ее голос.
Захария повернулся и увидел того же самого человека.
Теперь он лежал на земле и спал, а на страже стояли шесть «львов», охраняя его сон. Потом арка исчезла, и огонь превратился в обычный костер.
Женщина встала и посмотрела на звезды.
— Ко-йо-тон, — сказала она, показывая на северо-запад.
— Ты найдешь его, — вдруг сказал Захария.
Сзади раздалось хлопанье крыльев, уханье, Захария вскрикнул, выхватил нож и обернулся, готовый встретить крылатых всадников. Но никого не было. Женщина принюхалась, достала хлеб из сумки и стала есть. Ему она ничего не предложила. Захария насадил тушку куропатки на палку и принялся поджаривать ее на костре. Сняв куропатку, он предложил мясо своей хозяйке, но та недоверчиво посмотрела на него и поморщилась. Захария рассмеялся и, оторвав крылышко, с удовольствием его съел, а потом снова предложил мясо женщине. Она оторвала кусочек, осторожно прожевала его, и на ее лице отразилось изумление. Она протянула руку, повелительным жестом приказывая Захарии дать ей еще.
Женщина съела всю куропатку, а потом разгрызла и кости. Захария был настолько голоден, что тоже съел целую птицу, хотя живот у него раздулся от такого количества пищи — куманы не считали нужным кормить своих рабов досыта.
Когда с едой было покончено, женщина встала, в последний раз облизала пальцы, кинула оставшиеся кости в костер и снова показала на северо-запад.
— Ко-йо-тон, — повторила она. — Вы называете запад и северо-запад.
— Но куда мы идем? — спросил он. — Кого мы видели через огонь?
Она не ответила. Небо на востоке начало светлеть.
— Сейчас мы начнем охоту.
3
Вероятно, грешники, которых за их грехи отправляют в преисподнюю, мучаются там значительно меньше, чем Алан мучился на собственной свадьбе.
И если веселое застолье еще можно было пережить, то от откровенных тостов и грубоватых шуток его бросало то в жар, то в холод, и больше всего Алан хотел оказаться где-нибудь за тридевять земель отсюда. Рядом с ним сидела Таллия, такая тихая и напряженная, что он чувствовал себя настоящим чудовищем из-за того, что осмеливается желать того, чего она так боится.
Конечно, когда все разойдутся и они останутся одни, он сумеет убедить ее, что не нужно его бояться. Если уж он сумел приручить злобных гончих Лавастина и добиться доверия Лиат, то, наверное, и любви Таллии он тоже сумеет добиться.
На ней было голубое платье, украшенное драгоценными камнями и расшитое золотыми спиралями — знак ее варрийского происхождения. На шее сверкало золотое ожерелье — знак королевского рода. Волосы Таллия заплела в косы и уложила на затылке в корону. При взгляде на ее тонкую, беззащитную шею Алан слышал, как его сердце колотится так, словно собралось выпрыгнуть из груди.
Они ели из одной тарелки. Алан старался не попадать непривычно широкими рукавами рубашки в различные соусы, которыми, как назло, поливали все блюда. Таллия почти ничего не ела. Она лишь несколько раз отломила от куска хлеба да выпила пару глотков вина. Рядом с ней Алан чувствовал себя обжорой, но не решался оторваться от тарелки и посмотреть ей в глаза, проще было смотреть на мясо, овощи и прочие деликатесы, появлявшиеся перед ним. Иногда ему даже удавалось на секунду забыть, где он находится, пока какой-нибудь новый тост не возвращал его к действительности. В такие моменты Алан чувствовал себя так, словно его неожиданно лягнула корова. При мысли о том, что сегодня ночью им предстоит разделить брачное ложе, он ощутил, как в животе разрастается ледяной ком, и пожалел о том, что вообще решился есть.
Он нервно осушил кубок вина, а потом с ужасом вспомнил байки, которые слышал в доме тетушки Бел. В них рассказывалось о женихах, которые ухитрялись напиться так, что были не в состоянии выполнить свой супружеский долг.
Лавастин почти ничего не говорил, он лишь лаконично отвечал на поздравления. Да, в общем-то, слова были не нужны. Конечно, этот триумф достался ему дорогой ценой — слишком много его людей погибло на поле брани, но зато теперь у его наследника появилась жена королевского рода, и сам граф мог занять место среди самых знатных особ империи.
К счастью, посреди пира случилось событие, которое отвлекло внимание от Алана и его невесты: приехала Лиат, и принц Санглант повел себя так, что теперь все смотрели только на него. Потом появились жонглеры и акробаты, и Таллия отвлеклась на них и даже слегка улыбнулась их трюкам и шуткам. Алан перестал бояться, что она упадет в обморок прямо за праздничным столом.
