— Нет! — Она отдернула голову от его руки и стала ждать удара.
Он выпрямился.
— Это удобная кровать. И скоро ты будешь делить ее со мной. Ладно, я хочу помыться. Можешь оставить себе рубашку, если не испортишь. Хорошая одежда слишком дорога, чтобы носить ее неаккуратно. Праздничный обед с тобой будет сегодня, а не в Успение. Наденешь золотое платье. — Он заглянул в сундук. — Которое ты уже нашла. — Молодой священник улыбнулся. Лиат не могла представить причины его насмешливого настроения. — А впрочем, скоро в нашей жизни появится гораздо больше приятных вещей, Лиат. Аббатиса Фирсбарга наконец-то умерла. А моя матушка вовремя проконтролировала выборы преемника. Тебе понравится в Фирсбарге. И думаю, понравится моя матушка. Она человек образованный и умеет читать, хотя и не так хорошо, как мы с тобой. И увы, по-джиннски она читать не умеет, в церковных школах его не преподают…
На юг, в Фирсбарг! Лиат смотрела на него. Она и думать не могла раньше, что может быть оторвана от близких людей, которых знала, которым верила и которые последней ниточкой связывали ее с отцом. И как в тайне от Хью она возьмет с собой книгу? Он-то знает, что она захочет сделать это. В Фирсбарге, не зная никого, она будет целиком в его власти.
Хью смотрел, наслаждаясь ее растерянностью.
— Но не раньше весны, думаю. Спешить некуда. Ненавижу путешествовать поздней осенью.
Она не сказала ничего, только сильнее натянула одеяло, будто оно могло защитить ее.
— И долго мы будем притворяться? Я знаю, ты хорошо образована. Ты постоянно выдаешь себя словами, манерой говорить, знаниями, которых не должна иметь. Мне скучно, Лиат. Мне никогда не было так скучно, как в последние два года, которые я провел в этой северной глуши, общаясь с благословенной паствой. Черт возьми, Лиат, можем же мы заключить перемирие и разговаривать, как должно культурным людям. Я готов предложить тебе сделку. — Он приостановился, давая возможность оценить свое великодушие: — Я научу тебя аретузийскому, если ты дашь мне несколько уроков джиннского. Королева София при жизни желала обучить всех нас языку Аретузы. Она была племянницей аретузийского императора, как ты знаешь, я думаю. Наша воспитательница, мать Моника, сочла возможным, чтобы те из нас, избранные, кто был отдан под ее присмотр, действительно знали этот язык. На случай, если кто-то из нас возглавит посольство в те земли. И вот однажды я спросил ее, не может ли она заодно научить нас и джиннскому. «Язык этот годится только для язычников и колдунов», — отвечала она. И одно это вселило в меня желание выучить его, хотя об этом я не обмолвился ни словом. Но до знакомства с твоим отцом я не встречал никого, кто знал бы его. Так что, мое сокровище? Что скажешь?
Лиат понимала: что-то во всем этом было не так. До тех пор, пока она не давала ему ничего, она была в безопасности. Но уверенность была поколеблена. Может быть, он заслуживал некоторой симпатии, оторванный от роскоши королевского двора и заброшенный в глухомань, где не было равного ему. Неудивительно, что он обихаживал отца. А выучив аретузийский, она сможет перевести комментарии к древнему тексту в «Книге тайн». И возможно, разберет странный древний язык…
— Не знаю… — ответила она низким голосом.
Он улыбнулся. Она вмиг поняла, что потеряла что-то важное, что он выиграл схватку и встал на путь победы в войне между ними. Она соскочила с кровати, прижалась к стене, чтобы сохранить расстояние между ними, и выскользнула из кельи. Подальше — на кухню. К тяжелой, но безопасной работе. А Хью неожиданно и не к месту запел песню:
Владычица славится Своей красой,
Господь могуч Своей десницей,
Благословенны мы, Их дети.
Слава, слава, слава почиет в их взоре.
Слава воле Их.
У него был великолепный голос.
3
Утром наступили первые заморозки. Лиат проснулась от тревожного сна на рассвете. Все тело болело. Плотнее завернувшись в одеяло, она прижалась к деревянной стене. Больно было разгибать пальцы и дотрагиваться до чего-либо. Тонкая наледь покрывала дерево, отрывая примерзшие поленья, она кусала губы от боли. Пришлось бороться со щеколдой, открывая ее, чтобы пробраться в теплую кухню. Погода резко изменилась, и это было хуже, чем просто холод.
Она развела огонь и долго стояла около, дрожа и кашляя, потом отпила из ковша теплой воды. Немного согрелась. Лиат оглянулась, поблизости никого не было, она окунула руки в котел с водой, давая им отогреться. Огонь трещал, полыхая и обжигая лицо, но это ее не заботило. Она что-то услышала — голос, шаги, виновато выдернула руки из котла и стала пересыпать ржаную муку для лепешек.
Хью появился в дверях:
— Холодно! Чертовски холодно. Ненавижу холод. Ненавижу эту промерзшую глухомань и чертовски не хочу здесь зимовать. Надо было убираться отсюда на юг месяц назад, когда я получил новости, а сейчас слишком поздно. — Он пересек комнатку, привычным жестом приподнял подбородок Лиат, заставляя смотреть в глаза. — Отвратительно выглядишь, как паршивая крестьянка, огрубевшая от мужской работы в полях, с обветренным лицом и сопливым носом. Иди натопи мою комнату. Приготовь завтрак. А затем убирайся. Не могу тебя видеть.
Он дал ей пощечину. Было больнее обычного, кожа не успела согреться. Лиат выбежала из кухни, стараясь сдержать слезы. В келье было теплее, чем на кухне. Она добавила в жаровню тлеющих угольев и склонилась над теплом. На столе валялся аккуратно обработанный кусок пергамента со свеженаписанными и не высохшими еще буквами. Она попыталась прочесть написанное.
— Пошла вон! — Хью возник у нее за спиной и ударил по затылку. — Ты воняешь. Убирайся!
Несчастная девушка отправилась на кухню. Она тянула время, как можно дольше делая кашу и лепешки и накрывая для него стол. Но слишком растягивать работу она не могла: вскоре Хью вышел из кельи и отправил ее на улицу. Она прижала руки к локтям и быстро пошла к харчевне. Надо было сходить за мясом к миссис Бирте. Это была веская причина. Но только она дошла туда и немного отдышалась у очага, завистливо глядя, как одинокий путешественник, сидя за столом, доедает скудный ужин, в дверях появился Хью.
Он не произнес ни слова. А она скорее умерла бы, чем устроила сцену. Миссис Бирта вышла из кухни с мясом, заботливо упакованным, — ведь это было для Хью. Она поздоровалась с ним, но тот ответил кивком. Из задней комнаты появилась Ханна и смотрела, как Лиат принимает у Бирты продукты и идет в сторону двери. Хью шел чуть позади, будто вел ее под уздцы. Путник тоже поднял глаза. Это был седеющий, изрядно уставший от дороги и непогоды мужчина. Он с интересом наблюдал за происходящим. Выходя, Лиат чувствовала его взгляд на своей спине.
