То был дом викария.
За тридцать лет до начала нашей истории, во времена предыдущего приходского священника, этот неудобный, построенный в разгар викторианской эпохи дом наполняли счастливые люди. В ту пору по его выстланным красной плиткой коридорам разносилось не носовое гудение одышливого угрюмца, а веселые возгласы старого священника, любителя псовой охоты, отдававшего, едва только у кого-то из его паствы возникала малейшая резь в желудке, распоряжение немедля послать страдальцу бутылку портвейну и баночку джема. В ту пору около дюжины шумных, с головы до пят перемазанных ребятишек, предавались в этом доме бесчисленным наслаждениям детства. Старший сын увлекался соколиной охотой, следующий по старшинству коллекционировал марки, третий с утра до вечера бродил по окрестностям, собирая растения, четвертый соорудил кукольный театр, пятый плотничал, а шестой, совсем еще маленький, держал белую мышь.
Даже и теперь чердак, на который мистер Хейтер ни разу не удосужился заглянуть, в беспорядке заполняли пыльные удилища, сценические выгородки, стекленные ящички с крупными бабочками, соколиные клобучки, и кучи изгрызенной в лохмотья бумаги, в которых поколение за поколением селилось мышиное семейство, – потомки той самой белой мыши, некогда сбежавшей и скрестившейся с серыми.
Спальный мешок Градгнага располагался за окном кабинета. Немного вытянув шею, Градгнаг мог увидеть и мистера Хейтера, и кабинет, в котором тот восседал.
Кабинет представлял собой мрачную комнату с обоями цвета книжной плесени и единственным оконцем в толстой стене, наподобие готического. На двери висело облачение викария – капюшон, мантия, стихарь – увенчанное походной шляпой, которую он надевал при воскресных выездах с мальчиками-хористами в летний лагерь на голом выметенном ветрами восточном побережьи. На стене у двери красовалась фотография викария с друзьями, сделанная в СидниСассекс-Колледже, – викарий был там заметным участником Студенческого христианского движения. Висели на стенах и еще две фотографии – Помпей и колонны Траяна. Стол, за которым викарий писал проповеди, был изготовлен из дерева какого-то мыльного цвета, а перо имело форму весла с изображенным на лопасти гербом Сидни-Сассекса. На каминной полке стояла фарфоровая банка с табаком, несущая тот же герб. Над полкой же размещалась картина, изображающая сэра Галахада верхом на битюге, заехавшего в колючий кустарник и там призадумавшегося. Присесть в кабинете можно было либо на один из двух плетеных стульев, отзывавшихся на такую попытку бамбуковым взревом, либо на софу, набитую конским волосом, – столь скользкую, что присевший тут же начинал с нее скатываться. Софа предназначалась для детей, готовящихся к конфирмации, и приводила их в полное замешательство.
Обстановку кабинета Градгнаг уже изучил и теперь непременно улегся бы спать, чтобы ввечеру со свежими силами заняться мышиной охотой, если бы не увидел, как по подъездной дорожке плавно катит на велосипеде Стряпухи мисс Браун. Последняя принадлежала к числу обитателей Парка, известных ему в лицо, и Градгнаг перебрался поближе к оконице, чтобы узнать, зачем она сюда заявилась.
Мисс Браун, колыхаясь и не произнося ни единого слова, вошла в кабинет. Мистер Хейтер, не терпевший, когда его тревожили по утрам, уставился на нее с подавленной ненавистью. Мисс Браун водрузила на стол перед ним обувную коробку из прочного картона. В крышке коробки, несколько раз обмотанной крепкой веревкой, были проделаны дырки, как будто в ней перевозили гусениц. Мисс Браун развязала веревку и осторожно приподняла крышку, готовая в любой миг захлопнуть ее. Градгнагу, разместившемуся в самом верху окна, не составляло труда заглянуть в коробку. В ней, съежившись в углу и глядя вверх, сидел помятый и жалкий Школьный Учитель, беспомощный, испуганный, плененный, не уверенный, может ли он позволить себе улыбнуться.
Викарий немного посидел, замерев, глядя на экспонат через очки, отражавшие свет и прятавшие глаза, складки его толстой шеи понемногу наливались краснотой. Затем он потыкал Школьного Учителя предназначенным для писания проповедей пером, заставляя его шевельнуться. Затем дрожащими пальцами вернул крышку на место, вновь завязал коробку, вытащил из буфета бутылку красного вина, которое держал для епископа, и налил мисс Браун целый стакан.
Верхняя часть окна была раскрыта, так что Градгнаг слышал каждое произносимое ими слово.
Мисс Браун поведала, как она ночью застала врасплох посольство, явившееся утешить Марию, как она упустила нескольких человечков, поведала она и о своих подозрениях насчет того, что их, возможно, гораздо больше, чем она видела. Она не преминула упомянуть о баснословной, вероятно, ценности трех упущенных ею существ, далеко превосходящей ценность каких угодно сокровищ, хранящихся в потайной комнате, и о том, что подразумеваемые сокровища наверняка попали к Марии от этих вот самых существ. Она высказала также предположение, что Барнум и Бейли, лорд Джордж Сангер или Цирк «Олимпии» могут выложить если, конечно, удастся изловить этих уродцев, помногу тысяч фунтов – за каждого.
Мистер Хейтер выдохнул всего одно слово:
– Голливуд.
Оба неторопливо обдумали его, потягивая красное вино.
– Деньги придется положить на счет Марии.
– А кто сможет доказать, что мы обнаружили этих созданий не в доме викария?
– Если они – люди, продажу их могут счесть незаконной.
– Они не люди.
– Никому ни слова о вашем открытии, мисс Браун, нам следует опасаться конкурентов. Ни единого упоминания о них, пока мы всех не переловим.
– Ребенок отказывается говорить, где они обитают.
– Возможно, нам удастся получить нужные сведения от пойманного вами карлика.
– Он не желает отвечать на вопросы.
– Я надеюсь вы не… не наказали Марию?
– Хотя она с невиданным свирепством укусила меня за палец, мистер Хейтер, – совершенно как дикий зверь, – я не подняла на нее руки.
– Весьма разумно.
– Мне пришло в голову, что, поскольку она знает, где они…
– М-м-м-м. Вы ее заперли, надеюсь?
– Заперла, у нее в спальне. Пусть пока посидит.
– Да, но мы можем в любую минуту выпустить ее на свободу.
Мисс Браун вдруг подняла украшенную пучком волос голову и хихикнула. Засмеялась она, вполне вероятно, впервые в жизни, и результат получился пугающий. В стеклянных глазах викария тоже обнаружился некий льдистый проблеск.
– Как это удачно, – сказал он, – что ей приходится навещать их по ночам! Под покровом тьмы, мисс Браун. Она и не заметит, что за нею следят.
И оба поспешили в Мальплаке, чтобы освободить Марию. Впрочем, сначала мистер Хейтер извлек Школьного Учителя из обувной коробки, на его взгляд недостаточно прочной, и запер в металлической шкатулке, где у него хранилась наличность, жертвуемая Обществу распространения христианского знания.
