Вместо этого Джофф отдал приказ отрубить Старку голову, а лорд Слинт и сир Илин Пейн тут же его выполнили. «Это произошло прямо здесь», – вспомнила королева, глядя на то самое место. Горячая кровь ещё бежала по ступеням, когда Янос Слинт поднял за волосы голову Неда Старка, и путь назад был отрезан.
Воспоминания казались такими далёкими. Джоффри умер, как и все сыновья Старка. Даже её отец погиб. А она снова стоит на ступенях Великой Септы. Только сейчас толпа пялится на неё, а не на Эддарда Старка.
На широкой вымощенной мрамором площади внизу собралась толпа не меньше, чем в день казни Старка. Глаза, глаза повсюду. Мужчин и женщин, казалось, было поровну. У некоторых на плечах дети. Попрошайки и воришки, торгаши и трактирщики, кожевники и конюхи, лицедеи и уличные шлюшки – вся эта мразь пришла поглазеть на унижение королевы. А между ними мелькали чумазые небритые Нищие Братья, вооружённые топорами и копьями и облачённые кто в потрескавшуюся кожу, кто в помятые доспехи, кто в ржавые кольчуги, поверх которых белели груботканые туники с изображением семиконечной звезды. Армия оборванцев его воробейства.
Где-то в глубине души она всё ещё ждала, что Джейме появится и спасёт её от унижения. Но брата нигде не было видно, как и её дяди. Ничего удивительного – в их последнюю встречу сир Киван предельно ясно объяснил свою позицию. Её позор не должен запятнать честь Кастерли Рок. Сегодня Львы не будут её сопровождать. Это испытание для неё и только для неё.
Справа от Серсеи расположилась септа Юнелла, слева – Моэлла, а позади – Сколерия. Если королева попытается сбежать или начнёт сопротивляться, то три старые карги затащат её обратно в храм, и в этот раз ей оттуда уже не выйти.
Серсея вскинула голову. За площадью, за морем грязных лиц, жадных глаз и разинутых ртов, вдали, на другом краю города, возвышался Великий холм Эйегона. Укрепления и башни Красного Замка рдели румянцем в лучах восходящего солнца. «Не так уж и далеко». Стоит ей войти в ворота замка, и худшее останется позади. Она снова окажется рядом с сыном. У неё будет защитник для суда поединком. Дядя пообещал. «Томмен ждёт меня. Мой маленький король. Я смогу. Я должна».
Септа Юнелла шагнула вперёд.
– Пред вами грешница, – провозгласила она. – Серсея из Дома Ланнистеров, вдовствующая королева, мать его величества короля Томмена, вдова его величества короля Роберта, повинная в вопиющем прелюбодеянии и лжи.
Септа Моэлла встала по правую руку от королевы.
– Эта грешница покаялась и молила об отпущении грехов и прощении. Его святейшество потребовал, чтобы в доказательство своего покаяния, она оставила свою гордость и притворство и предстала перед добрыми жителями этого города в том виде, в котором создали её боги.
Завершила речь септа Сколерия.
– Эта грешница, чьи тайны и секреты теперь вышли на свет божий, со смиренным сердцем сегодня пройдёт перед вами во искупление своих грехов нагая пред взором богов и людей.
Серсее был год, когда умер её дед. Вступив в права лорда, её отец первым делом изгнал из Кастерли Рок алчную любовницу-простолюдинку своего отца. С неё сорвали шелка и бархат, на которые был так щедр лорд Титос, и драгоценности, на которые та сама наложила руку. А затем отправили по улицам Ланниспорта голышом, чтобы запад увидел, что она на самом деле из себя представляет.
Серсея была тогда слишком мала, чтобы помнить этот спектакль, но много раз слышала эту историю от прачек и стражников, которые видели всё своими глазами. Они вспоминали, как та баба рыдала и умоляла о снисхождении, как изо всех сил цеплялась за свои одежды, когда ей приказали раздеться, и как тщетно пыталась прикрыть руками грудь и срамное место, пока ковыляла нагая и босая по улицам в своё изгнание.
– Надменная гордячка, вот кем она была до того, – сказал как-то один стражник. – Так вознеслась, будто забыла, из какой грязи вылезла. Но как только её раздели, оказалось, что это обычная шлюха.
Если сир Киван и его воробейство считают, что она поведёт себя также, то серьёзно заблуждаются. В её жилах течёт кровь лорда Тайвина. «Я – львица. Я не унижусь перед ними».
Королева стянула одеяние через голову.
Она обнажилась одним спокойным неторопливым движением, как будто раздевалась в собственных покоях перед тем, как принять ванну, и на неё смотрели только её служанки. Под порывом пронизывающего ветра Серсею пробрала дрожь, и королева с трудом удержалась, чтобы не прикрыться руками подобно дедовой шлюхе. Пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Отовсюду за ней следили жадные взгляды. Но что они видят? «Я – красавица», – напомнила себе Серсея. Сколько раз Джейме это повторял? Даже Роберт это признавал, когда, напившись в стельку, приходил к ней в постель исполнять супружеский долг.
«Хотя на Неда Старка они смотрели точно также».
Нужно идти. Обнажённая, обритая, босая Серсея начала медленно спускаться по широким мраморным ступеням. Руки и ноги покрылись гусиной кожей, но она шла с высоко поднятой головой, как и подобает королеве. Сопровождающие окружили её со всех сторон: впереди Нищие Братья, расталкивая людей, расчищали путь сквозь толпу, слева и справа от королевы шагали Мечи, а сзади шли септы Юнелла, Сколерия и Моэлла, сопровождаемые послушницами в белом.
– Шлюха! – заорал кто-то.
Женский голос. Женщины всегда более жестоки по отношению к другой женщине.
Серсея не обратила на это внимания. «Это не последнее оскорбление. Будут ещё, и похуже. Для этих отбросов нет большей радости, чем позубоскалить над теми, кто стоит выше них». Раз нельзя заткнуть им рты, то надо делать вид, что не слышишь и не видишь. Лучше не отводить глаз от виднеющегося вдали Великого холма Эйегона, от сверкающих башен Красного Замка. Там её ждёт спасение, если дядя выполнит свою часть сделки.
«Он хотел этого. Он и его воробейство. И розочка тоже, не сомневаюсь. Я согрешила и обязана искупить вину, мой позор должен видеть весь город до последнего попрошайки. Они думают, что это сломит меня, станет моим концом, но они ошибаются».
Септа Юнелла и септа Моэлла шли рядом с королевой, а септа Сколерия семенила следом, звоня в колокольчик.
– Позор! – выкрикивала старая грымза. – Позор грешнице, позор, позор!
Откуда-то справа к ней присоединился голос мальчишки из пекарни:
– Пирожки с мясом, три пенса, горячие пирожки!
Мрамор под ногами был холодным и скользким, и приходилось ступать осторожно, чтобы не упасть. Процессия миновала безмятежно возвышавшегося на своём постаменте Бейелора Благословенного, чьё лицо воплощало саму доброту. По его виду и не скажешь, каким дураком он был. Династия Таргариенов породила королей и хороших, и плохих, но ни одного не любили так, как Бейелора – мягкосердечного набожного короля-септона, одинаково сильно любившего простолюдинов и богов, но посадившего под замок собственных сестёр. Удивительно, как его статуя не рассыпалась в прах при виде голой груди Серсеи. Тирион говаривал, что король Бейелор ужасно боялся собственного члена. Однажды он изгнал из Королевской Гавани всех шлюх, и когда тех выталкивали за городские ворота, он молился за этих женщин, боясь при этом поднять на них глаза.
