На мгновение Арилье приник к толстому стволу и как будто исчез — слился с деревом среди теней, а затем явился снова и предстал перед Денисом еще менее похожим на человека, чем за минуту до этого. Пятна света, раздробленного листвой, пробегали по его рукам, скользили в волосах и словно падали ему под ноги, чтобы он видел, куда ступать.
Постепенно лесная тишина заполнила собой все пустоты, которыми, как выяснилось, зияла небогатая душа вчерашнего подростка. Дениса охватило благословенное спокойствие, и безмолвие вдруг представилось ему наивысшим благом.
Каждая деталь из увиденного навечно врезалась в память: причудливые извивы коры на тысячелетнем стволе, пучок травы, внутри которого на длинном стебле прячется крохотный цветок, огромный муравейник цвета гречишного меда.
Денис не знал, что именно из встреченных картин является самым важным, поэтому на всякий случай жадно вбирал в себя все. И вместе с этими картинами он напитывался покоем. Голоса, звучавшие в его мозгу, умолкли, и последним, после короткого сопротивления, стих и его собственный голос. Под конец вообще пропала острая потребность восклицать по всякому поводу и отпускать глупые замечания.
Денис даже не подозревал о том, что Арилье водит его кругами: они не удалялись от замка больше, чем на час перехода по прямой.
Денис бездумно брел за товарищем. Не было надобности выбирать дорогу или высматривать в чащобе тропинки. Мысли сами собой упорядочивались, выстраивались цепочкой.
Сперва Денис думал об Эвремар, которую в сердцах обозвал как-то раз «мрачной эльфийской вдовой». Эвремар исправно несла службу, а помимо того, каждый день тренировалась в стрельбе из лука и обучала всех, кто обращался к ней с подобной просьбой.
Денис тоже попробовал было пару раз, но его стрелы улетали так далеко в сторону от мишени, что он и сам осознал бесполезность всяких попыток овладеть искусством, к которому у него не лежали руки.
Разумеется, после нескольких лет похвального усердия и Денис научился бы попадать в желтый или даже в красный крут мишени… Но пока что он решил побольше внимания уделять тренировкам с мечом. Оно полезнее.
Эвремар замкнулась в своем горе. Она никому не открывала сердца. Только тогда, на дежурстве, поговорила с Денисом. И не похоже было, чтобы эта беседа хоть немного облегчила ей душу.
Образ бедняги Веньо совершенно выветрился из памяти Дениса. Умер человек — и умер, зачем его тревожить. О живых бы побеспокоиться.
А вот Хатра теперь посматривал на Дениса с неприязнью, все более откровенной. Еще бы, ведь Денис водит дружбу с эльфами и плевать хотел на разницу в возрасте и вообще на все расовые различия. Но что с Хатры взять, деревенщина.
Геранн до сих пор гостит в замке. Часами просиживает в личных апартаментах защитницы Гонэл. По слухам, они занимаются преимущественно тем, что рассматривают карту и передвигают по ней флажки. Иногда Геранн, улучив момент, целует защитницу Гонэл в затылок или в сгиб локтя, а она делает вид, будто не замечает. Слух — из надежного источника: от Этгивы, которая вместе с другими дамами составляет доверенную свиту госпожи.
Оруженосец Геранна, Броэрек, поправляется, но медленно. Больно уж здорово парню досталось. Спасенная фэйри, Ратхис, проводит с ним почти все свое время. Весело дурачит его разными россказнями. А Броэрек то и дело смеется, хотя смех причиняет ему боль: раны до сих пор отзываются на любое неосторожное движение.
Главной причиной для беспокойства Дениса были его сны. Они становились все отчетливее, и иногда он просыпался среди ночи и лежал, в холодном поту, в тщетных попытках избавиться от наваждения.
Арилье ни о чем наутро не спрашивал, но Денису по поведению друга было очевидно, что тот о многом догадывается. Например, в такие дни Арилье меньше донимал Дениса шуточками…
Внезапно Денис остановился. В первую секунду он просто не поверил собственным глазам: он узнал место, где очутился! Но ведь такого просто не может быть — Денис в здешнем лесу впервые.
Мимолетный толчок памяти отпустил. Наверное, показалось. В конце концов, все лесные пейзажи похожи между собой. Два сросшихся дерева со светло-зелеными голыми стволами — похожи на березу, только цвет другой. Одно дерево живое, с длинными, шевелящимися, как пальцы, листьями, другое — почти целиком засохло, и длинные клочья серебристого мха свисают с его нижних ветвей почти до самой земли. Тонкий ручей размывает землю у самых корней — а корни эти торчат наружу, неестественно вывернутые, как будто кто-то пытался выдернуть дерево из почвы, но потом не справился с непосильной задачей, передумал и оставил все как есть.
Совпадение.
А там, за деревом, должен быть маленький, новорожденный муравейник и рядом с ним — куст, покрытый бледно-лиловыми ягодами, похожими на шиповник, но как-то уж слишком откровенно ядовитыми.
Денис обошел деревья и застыл. Все в точности так, как ему вспоминалось. Его пробрала дрожь. Он слышал о таком явлении, когда тебе представляется, будто все случающееся уже когда-то с тобой было. Но, как правило, это касается только разговоров, а еще чаще — какой-то одной произнесенной фразы. Но чтобы вот так мстился пейзаж?
Арилье легко вспрыгнул на кочку рядом с муравейником, провел ладонью над кустом с ягодами, и куст как будто распрямился от прикосновения эльфа. Затем Арилье повернулся к Денису и впервые за все это время посмотрел прямо на него.
В приглушенных сумерках глаза эльфа полыхали синим пламенем. Денис отчетливо видел в голубых радужках расходящиеся вокруг зрачка темные синие лучики — они и распространяли свет. Арилье протянул руку, подзывая друга, и Денис послушно шагнул ему навстречу.
— Ты готов говорить? — тихо спросил Арилье.
Денис кивнул. Он вдруг обнаружил, что после нескольких часов молчания очень трудно разлепить губы и произнести первые несколько слов.
— Я узнал место, — прошептал Денис.
— Ты уверен?
— Да.
— В таком случае, это важно, — объявил Арилье. — Проверь еще раз, убедись. Мы ведь не спешим.
— Как ты узнал, что именно здесь… все происходило? — не выдержал Денис.
— Я ничего не знал, — ответил Арилье. — Я вообще понятия не имел, что ты здесь уже бывал. А что происходило?
— Мой сон, — сказал Денис. — Вот что.
Он сел на землю и воззрился на муравейник. Деятельная жизнь муравьев восхитила его, и он снова вспомнил свое первое желание: стать хотя бы малой частицей великого леса. Не ведать никаких сомнений, твердо верить в целесообразность каждого своего шага, не сомневаться в том, что великое целое сумеет тебя защитить, каким бы ничтожным ты ни казался.
— Сон, — выговорил наконец Денис. — Она была здесь. Безымянная эльфийская дева. Ее ноги были исцарапаны, одежда порвана. Как будто она шла долго-долго, босая и ослепшая… Ох, Арилье! — вздохнул Денис. — Я ведь знаю, как это звучит. Как в телесериале про сироток и подкидышей.
— Не имеет значения, — Арилье нетерпеливо тряхнул головой. — Звучит как звучит. Это же сон.
— Ну и что?
— Во сне все заострено до предела. Во сне самые простые вещи приобретают преувеличенно важный смысл, какого никогда не имеют наяву. Все чувства во сне патетичны, и только смерть нереальна, потому что она — продолжение сна.
— Ладно, ты меня запутал, — заявил Денис. — Считай, что тебе это удалось.
— Что удалось? — не понял Арилье.
— Сбить меня…
— Ты говорил о сне. О том, что она была здесь. Эльфийская дева без имени.
— Любая другая на ее месте была бы похожа на мокрую кошку, но только не она, — сказал, помолчав, Денис. — Как будто она сто лет не умывалась, не причесывалась и не меняла одежду.
— Она снится тебе всегда в одной и той же одежде? — уточнил Арилье.
— Да, и эта одежда постепенно изнашивается. Ну, и пачкается, конечно. Она ведь не бабочка, чтобы порхать над землей. И под дождем наверняка побывала.
— Что еще ты о ней запомнил?
— У нее были голодные глаза. И губы совсем засохли, как у старушки.
— Она умирает, — сказал, помолчав, Арилье. — Но как такое возможно? Наяву она выглядит вполне довольной. Влюбленная в менестреля, красивая. Судя по всему, вполне здоровая. Она ведь даже не кашляет! И ни разу не заплакала с тех пор, как я ее знаю.
— Он околдовал ее, — мрачно заявил Денис. — До сих пор ума не приложу, как этого никто из вас не видит. Адальгер. Менестрель.
— Адальгер — великий музыкант, и его искусство действительно способно оказывать почти чародейское воздействие на слушателей, — признал Арилье. — Но никакой магии тут нет. Так же, как нет магии и в превосходном владении луком или в умении уговорить любую лошадь подчиниться.
— Ну да, — сказал Денис. — Ага.
— Не веришь?
— Ну почему же, верю. Ты же сам только что говорил, что мои сны — реальность. А теперь уверяешь, будто никакой магии не существует.
