Вокруг меня теперь уже толпились птицы. Самые безумные порождения хаоса, облаченные в одежды из горящих перьев. Лица людей с огромными клювами и языками, покрытыми острыми шипами. Они кружили вокруг меня пока я падала вниз, клевали мое тело, срывали жалкие остатки одежды с моего тела и оставляли на мягкой коже ссадины и кривые порезы. Я закричала, не столько от боли, сколько в панике, пытаясь отогнать злых птиц от себя руками, и вскоре заметила, что раны на моих руках и на всем теле вообще складывались в причудливый кровавый узор, сходящийся на груди.
А на груди — ворон с голубыми глазами, объятый огнем. С крыльев его сыпалась соль.
Вдруг он, дух, что спас меня, вырвался прямо из моей груди, ломая мои ребра и разрывая плоть. Больно не было, но было ощущение, что все так, как и должно быть.
— Ун! — громко прокричал ворон, и птицы вокруг испарились.
Он стал кружить надо мной, пролетать прямо у моего лица, и заглядывать в мои глаза, что я украла у него.
— Лгунья! Лгунья! — закричал ворон прямо над моим ухом. — Воровка!
Резкий удар всем телом об воду заставил меня перестать слушать его карканье. Вмиг я погрузилась в ледяные воды северного моря. Стоило мне лишь оглядеться, как я от ужаса истошно закричала, и соленая вода заполонила мои легкие.
Невозможные, неописуемые твари из самых глубин подводного ада тянули ко мне свои щупальца, челюсти и светящиеся могильным зеленым светом огоньки. Сотни тысяч, миллионы глаз уставились на меня из черных глубин, засверкали в едва пробивающихся сюда лучах лунного света искаженные злобой рты. Улыбки из острых как бритвы зубов.
Щупальца обвивали мои ноги. Костяные наросты впивались в плоть, вода становилась красной из-за моей крови, и вскоре все море вспенилось от моего страха, ярости и желания жить.
Мои руки будто бы сами по себе двигались в причудливых жестах, повелевая ледяными волнами. Вода в легких теперь уже не убивала меня, но заставляла дышать еще легче и глубже, нежели северные ветра.
Я раз за разом била жестокими, хлесткими волнами и морской пеной по шипящим на меня подводным тварям. Их глаза гасли, словно миллионы свечей, разом задутые самым древним именинником во вселенной.
Водоворот, в центре которого я оказалась, завертелся, затягивая меня глубже в пучину. Но страха уже не было, ведь море стало моей кровью, а я вся будто бы была сделана из соленых ледяных вод.
И я увидела это.
Чернее самого черного цвета водовород миров. Вселенная, мироздание, как оно есть. Гигантский, непостижимый темный диск, вспыхивающий миллиардами и миллиардами разноцветных огоньков, миллиардов миров, судеб и историй, что никогда не будут рассказаны.
Я плавно опустилась на этот горящий от самой жизни диск, на самый его край, где зарождались миры, утекая к центру-водовороту, чтобы исчезнуть и появиться вновь.
Руки сжимали горящий белым пламенем лук, стрела будто бы сама возникла из ниоткуда, стоило мне лишь протянуть руку в бесконечную пустоту.
Я натянула тетиву так, будто бы стреляла из лука с пеленок. Он затрещал, заскрипела тетива, нить из полотна мироздания. Я затаила дыхание, прицеливаясь в оленя с тысячей рогов, стоящего на другом краю вселенского диска.
Лишь мгновенье, и жизнь животного оборвалась. Стрела насквозь пробила череп, пролетела через сверкающую, словно алмаз, глазницу, и вылетела из затылка, рассыпаясь в прах.
Я упала на колени перед убитым зверем. Ножом из чистого обсидиана я вырезала ему сердце, а горящей алым пламенем кровью стала рисовать на своем обнаженном теле узоры и картины людей, лиц, невиданных городов и стран. Все складывалось в одно большое изображение мира, что открылся мне.
Мой отец крепко обнял меня. Туша убитого оленя лежала у моих ног.
— Я горжусь тобой, — тихо прошептал он мне на ухо.
Мое путешествие по вселенной было закончено. Цель, жертва, бездыханно лежала у моих ног, а ее кровь украшала мое тело.
— Я не отступлю.
— Я знаю, — папа улыбнулся.
Глава 13: Отец
После того, как развеялся дурман, и я наконец пришла в себя, меня окутал нежный мрак глубокой ночи. Все казалось спокойным и умиротворенным — звуки сверчков в высокой, густой траве, легкие, едва ощутимые дуновения холодных ветров и треск сухих веток в костре. Пламя ласково заключало их в свои объятья, лишь иногда выбрасывая вверх небольшой сноп искр.
Костер был очень кстати. Что я, что отец — мы оба сейчас старались держаться поближе к теплу, ведь когда наваждение психоделических трав наконец спало, нас обоих начало жутко знобить.
Мы сидели вместе с ним в обнимку, согреваясь не только от яркого пламени, отбрасывающего пляшущие отблески на сумрак вокруг нас, но и друг от друга. Я всем телом чувствовала, как этот огромный мужчина сейчас превратился в такого же ребенка, как и я. Он обнимал меня своей большой рукой, дрожа всем телом, а мне оставалось лишь пытаться расслабиться, едва сдерживая слезы из раскрасневшихся от едкого наркотического дыма глаз.
И на все это нам было плевать. Плевать на холод, на бесконечное ощущение, будто бы по твоему телу ползают сотни насекомых — сейчас мы были даже не дочерью и отцом, но двумя людьми, вместе ищущими путь из мрака нищеты в светлое, счастливое будущее. Без единого слова мы ощущали эту связь — связь душ двух мечтателей, двух напуганных до чертиков самой жизнью людей.
И такими были все люди, что окружали меня. Неважно, любили они меня или ненавидели — все мы желаем одного и того же. И у всех нас одни и те же страхи. Одна судьба. Одна кровь.
Через языки пламени я изредка поглядывала на ставшего вдруг молчаливым Хьялдура. Он даже не смотрел в нашу сторону, а лишь молча снимал шкуру с убитого мной зверя кремневым ножом. Наверняка сейчас он думал лишь о том, как все-таки оказался сложен путь к чему-то великому. Что ж, мой отец сумел осознать это гораздо быстрее.
— П-пап… — слова срывались с моих дрожащих губ, убивая тишину. — К-к-кто… ты?
Папа усмехнулся и покрепче обнял меня, прижимая к своей горячей, жесткой груди. Я прижалась ухом к его телу и стала слушать, как ровно и спокойно бьется его медвежье сердце.
— Ты п-поняла что… что я не отсюда, д-да? — улыбнулся он дрожащими от холода губами.
— Это же… оч-чевидно. — ответила я.
Папа снова усмехнулся и глубоко вздохнул, пытаясь привести свое тело в порядок. Его дыхание стало ровнее, а дрожь ослабела.
— Хьялдур, научи ее, — он обратился к друиду.
Тот взглянул на нас и будто бы изучающе стал вглядываться в мои глаза.
— Майя.
— Д-да?
— Ты действительно хочешь постичь мастерство друидов?
Я на секунду задумалась. Невольно взгляд зацепился за него, снимающего шкуру со зверя. Узоры покрывали все его лицо, весь его вид будто бы говорил о том, что этот человек так же связан с миром духов, как и с людским миром. Он знал и понимал то, чего не могли даже представить все те, кто сейчас мирно спал в деревне на берегу ледяного моря. Все эти люди боялись духов, Хьялдур — уважал. Пропасть в понимании была гораздо больше, чем казалось по началу.
— Хочу, Хьялдур.
— Зачем?
Он спросил меня настолько спокойно и непринужденно, что я сбилась с мысли и не смогла что-либо ответить ему. Вопрос был невероятно простым, однако ответ был не так очевиден.
— Не отвечай, — вздохнул он, видя мое замешательство. — Ты жаждешь знаний. Того, что знаю я и другие, подобные мне.
— Знания помогли бы…
— Молчи, Майя, — друид перебил меня. — Неважно, зачем ты хочешь этого. Важно то, что быть друидом не значит быть умным или мудрым. Называясь друидом, ты даешь клятву двум мирам — людскому и духовному.
— Клятву? — я слегка склонила голову набок.
— Мы нужны не для того, чтобы помогать людям. Не для того, чтобы делать лекарства или придумывать что-то новое. Мы — связующая нить между людьми и духами. Все, что мы делаем, мы делаем ради того, чтобы два мира могли существовать в гармонии и согласии.
