Я почувствовала это, когда мы пересекли улочку и проходили мимо арки ведущей вглубь дома, к крохотному дворику с детской площадкой и контейнерами для мусора. Тот самый. Прохожие шарахались от этой арки, словно там скрывался самый их страшный кошмар. Мама тоже отшатнулась от него, и только я почувствовала непреодолимое желание войти.
-- Мама, постой здесь.
-- Нет.
-- Мама!
-- Я сказала, нет.
-- Тогда... чтобы ни случилось. Не кричи.
-- Постараюсь.
Гулкие шаги, эхом звучащие в арке, заставили мое сердце сжаться в дурном предчувствии. Я вошла во дворик и застыла. Картина, представшая передо мной, шокировала своей фантастической жестокостью. Мертвые окровавленные тела, живописно раскиданные по детской площадке, отрубленные конечности, стойкий запах смерти и крови, и над всем этим огромное тело черной змеи, сминающее детские качели.
Оно было огромное - это тело. Каждая чешуйка размером с автомобильный диск. Этой сверхзмее не было места в крохотном дворике, она едва помещалось в нем.
-- Мама, не заходи, - сдавленно просипела я.
-- Что там?
-- Стой, где стоишь... пожалуйста.
-- Все, я звоню Владу.
-- Звони.
Я сделала шаг вперед и задрала голову. Человек? Там человек. Сощурилась, напрягая зрение до придела. Нет - это не человек. Это туловище - человеческое туловище. У змеиного тела, человеческое туловище. Боже, что это? И тут в голову закралась ужасающая мысль. Глирт!
-- Фран, - как громом пораженная, выдохнула я и прикрыла рот рукой, заглушая рвущийся наружу крик.
Кольца начали медленное движение одно относительно другого. Змей спускался со своей недосягаемой высоты. Я увидела, что в одной руке у него меч, а в другой ножны. Его глаза горели беспощадным огнем.
Я вжалась спиной в стену, стараясь даже дышать через раз. Страх ледяными тисками сжал сердце. Кишечник приклеился к позвоночнику, сделав попытку слиться с ним в одно целое. Хотелось орать до хрипоты, упасть в глубокий обморок или просто закрыть глаза и пусть все исчезнет, как кошмарный сон. Но связки свело судорогой и из глотки вырвались жалобные всхлипы. Обморок? Он упал без меня - ему тоже страшно. И мне осталось только закрыть глаза и ждать своей участи. Прости меня мама, мне не следовало тебя сюда приводить. Боже, это действительно страшно.
-- Ни-ийнас-сс, - мои колени подогнулась.
От ужаса охватившего меня, а больше от отчаяния, что не смогу защитить маму, злые колючие слезы заструились по щекам. Преодолев свой панический страх, я рискнула посмотреть на глирта. Он уменьшился в размерах, сидел напротив меня, на кольцах своего змеиного тела и смотрел, но его лицо расплывалось у меня перед глазами.
-- Нина, - звук упавших на асфальт меча и ножен.
Стремительное движение и я оказалась в тисках его рук. Фран сжал меня столь отчаянно, что у меня вышел весь воздух из легких и затрещали ребра. Ой, мама, он сейчас меня раздавит.
-- Фран, хватит. Мне больно! - о, голос прорезался.
Объятья чуть ослабли. Но глирт не отпустил. Он держал меня на весу и часто дышал в волосы.
-- Живая, - прошипел Франчиас.
-- Конечно, живая. Отпусти меня, - никакой реакции, - Фран?
Я подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
-- Фран?
Глаза распахнуты, зрачки расширены, но взгляд совершенно пустой. Что с ним? Левая часть лица залита кровью. Трудно определить, где рана: может, рассекли бровь, а быть может, и по голову ударили. Грязная ссадина на подбородке. Разбита губа. Но хуже то, что я нащупала рукой на его левом боку. Очень глубокая рана. Сильно кровоточит.
-- Фран? Очнись, Фран. Ты ранен. Отпусти меня. Фран!
-- Он без сознания. Можешь не пытаться. Он тебя не услышит.
Я вздрогнула, узнав этот голос. Он-то, что здесь забыл? Но, может это и к лучшему.
-- Станислав?
-- А ты ожидала кого-нибудь другого? Упрямый мальчишка, все хочет делать по-своему, а потом ищи его бессознательное тело, где-нибудь в сточной канаве.
-- Станислав, он ранен. Он должен меня отпустить.
-- Он израсходовал слишком много сил, чтобы принять свою боевую форму. На Земле это удается с большим трудом. Сам он не сможет...
-- Так помоги ему!
-- Не могу, - голос у глирта был усталый.
-- Почему?
-- Я не умею.
-- Но, что-то же нужно делать?!! Мы не можем стоять здесь вечно... Нас увидят.
-- Не увидят. Даже если споткнуться об вас. Даже если будут ходить кругами, все равно ничего не увидят.
-- Как это?
-- На двор установили мощнейший отвод. Даже жильцы этой многоэтажки не посмотрят в окна, выходящие во двор, для них это будет настоящее мучение.
-- Я тоже тут мучаюсь.
Глирт старший раздраженно фыркнул:
-- А, кто тебя просил выходить из дома, пока Франчиаса не было рядом?!
-- Он первый начал.
Неправда - не он, но я ни за что в этом не сознаюсь. Особенно Станисласу.
-- Что начал?
-- Он ушел, и не сказал куда.
-- И что с того? Он и не обязан перед тобой отчитываться.
-- Мы поссорились. Все из-за твоего дурацкого вина и моей взбунтовавшейся крови. Это ты виноват!
-- Неправый всегда ищет оправдания своим поступкам, Нина... Значит, вы поссорились.
-- Можно и так сказать.
-- Неужели, ты думаешь, что это каким-то образом повлияет на решение моего брата, вернуть тебя на Орни'йльвир, и найти статуэтку Сафиссы.
-- Он не вернулся к ужину. Мы всегда ужинали вместе.
Тишина. Я выгнула спину и шею, чтобы увидеть это чудесное выражение лица глирта старшего - изумленно обескураженное.
-- Это все? - наконец, взял себя в руки блондин, - Мой брат не поспел к ужину, и ты решила покончить жизнь самоубийством?
-- Нет, конечно. У меня были веские причины выйти из дома.
-- Насколько веские?
-- Не скажу.
Глирт старший обреченно закатил глаза к небу.
-- Не очень-то и хотелось. Ничего умного от такой взбалмошной девчонки, как ты, я все равно не услышу.
-- Станислав, пока мы тут мило болтаем, Франчиас истекает кровью.
-- Хорошо.
-- Что хорошего?!! - взъярилась я, - Я не могу ему помочь, пока он меня держит. И моя мама...
-- Твоя мама уже дома. Дожидается, когда же ты явишься.
-- Что ты с ней сделал?
-- Ничего. Легкий гипноз и я отправил ее с твоей горгульей. Ты же не хотела, чтобы она видела это.
-- Да... То есть, нет..., - я запнулась, - Спасибо, Станислас.
-- Не за что.
-- Станислав, а что нам теперь делать?
-- Нам? - удивился глирт, - Тебе ничего. А вот я попробую дозвониться до одной особы, которая поначалу, скорее всего, и приютила у себя любимого змееныша.