И лишь сделав пару шагов, сообразил, что второй рукой продолжаю по-прежнему держать за плечи ведьмочку. Сразу припомнилось намерение втолковать ей, что не нужно сейчас мешать матери, даже если очень хочется поздороваться. Я уже и первое слово придумал, поворачивая к бастарде голову, и тут же подавился им, рассмотрев крепко стиснутые зубы и ненавидяще прищуренные глаза.
Треснувшая пентаграмма! Вот с чего все они сегодня ведут себя как сумасшедшие?!
Мэлин поймала мой взгляд, дернулась в сторону, но я крепче стиснул ее плечо, не давая никуда убежать.
Да мне даже не нужно сдвигать шапочку, чтоб сообразить, что у нее в душе кипит сейчас не менее бурная ярость, чем у меня самого. И хотя я пока не знаю причин этих чувств, само предположение, что я буду действовать так же, как заурядный хуторянин или лавочник, оскорбительно для мага, получившего право на самостоятельность. Смешно и наивно не то что сравнивать, а даже считать, что можно судить о маглорах по большинству человеческих мужчин, чьи интересы и рассуждения не выходят за пределы круга из трех примитивных желаний.
Оскорбленное достоинство придало мне сил размеренным шагом приблизиться к столу, за которым под настороженными взглядами притихших сородичей и гостей сидели магистр и ведьма.
Посадив притихшую пуму и бастарду на стулья, я придвинул еще один для себя и, усевшись, уставился жестким взглядом на невозмутимо жующую пирожок ведьму.
– Рассказывай, Мильда, что происходит?!
– Ничего, – упрямо дернула она плечом.
– Если ты еще не знаешь, – с притворной лаской процедил я, – то сообщаю, мне достаточно шевельнуть пальцем, и ты расскажешь все свои секреты, начиная с пятилетнего возраста. Но после этого никогда не захочешь войти в мою стаю, и только потому я жду, что ты все объяснишь сама.
– А с чего ты решил, что я вступлю в твою стаю? – потрясенно уставилась на меня бабушка Мэлин. – Ведьмам и так хорошо.
– Мильда, – еще нежнее сообщил я, – а тогда незачем было вообще сюда ехать. Мне не нужны поблизости от моих земель ни свободные ведьмы, ни оборотни. А также интриги, скандалы и вся та грязь, что была в стаях Парамона и Назирга.
– Маглор Иридос! – Умытый Ганик бежал ко мне от входа. – Они не виноваты… это все она!
Мальчишка бросил ненавидящий взгляд на пуму, но ничуть ее этим не смутил.
– Ты просто мстишь мне, щенок, за то, что я к тебе в стожок не пришла!
– Сядь, Ганик, и помолчи, – строго показал я ему в сторону соседнего стола, и снова обратился к ведьме: – Так я жду!
– Сказал же тебе мальчишка, – строптиво фыркнула она.
– Мальчишка будет наказан за то, что совершенно забыл всякие правила и лезет без спроса во взрослые дела, – холодно отрезал я, – а сейчас разговор о тебе.
– Зря я назвала тебя молчаливым и тихим… – с сожалением пробормотала она и зашевелила пальцами, что-то плетя.
– Мильда, не зли меня, – мгновенно туго примотав ее к стулу воздушной лианой, рыкнул я, и пума победно захихикала, глядя, как ведьма безуспешно пытается освободить хоть палец, – и никогда не плети в моем присутствии своих приворотов. А тебе, Хельта, не смеяться, а плакать нужно. Хотя наказана ты будешь не одна.
– За что? – с неожиданным ожесточением взвыла оборотница. – Я в своем праве свободной женщины. По законам оборотней могу выбирать любого свободного мужчину в стае.
Вот теперь в зале воцарилась прямо-таки магическая тишина, не звякнул ни один нож или вилка, и не раздался ни один вздох. Сидеть в засаде оборотни умели как никто.
Да и проблема была очень важной, почти главной в стаях оборотней. Но я уже успел ее обдумать немного раньше и составить свое собственное мнение. И теперь, рассматривая сородичей, решал совершенно иной вопрос: насколько они готовы понять и принять то, что я им сейчас скажу? И сколько ответственности за происходящее можно переложить с моих плеч на их собственные?
Ведь и в самом деле, по законам оборотней, разъясненным мне несколько дней назад Таилосом, самая сильная и здоровая одинокая представительница женской части стаи имела право претендовать на внимание самых лучших и сильных мужчин. Особенно тех из них, у кого не было пары. И как ни прискорбно, если эти мужчины ее не замечали, имела право использовать легкие чары. Но вот то, что использовала Хельта на мне, оборотницы имели право использовать только на тех, кого считали незаконно очарованными другими претендентками.
Стало быть, она считала, что я давно хожу одурманенный и сам этого не понимаю. И вот именно это сильнее всего волновало сейчас всех остальных.
– Ты виновна в том, – выдержав паузу, холодно сообщил я, – что попав из побежденной стаи в дом, подчиняющийся маглору, не удосужилась поинтересоваться, действуют ли в этом доме все старые законы оборотней. Так вот, хочу сказать всем, нет, в моем доме законы будут иные. Сразу объясню почему. В нашем доме будут жить не только оборотни, но и люди, дроу, ведьмы и, по крайней мере, один маглор. И я не желаю, чтоб хоть кто-то из них чувствовал себя обделенным или униженным. Эти законы как раз сейчас начал составлять мой советник, магистр Унгердс ди Каллейн, вот он сидит, можете познакомиться. И пока он пишет эти законы, каждый из вас может подойти и поговорить с ним, объяснить свои сомнения и желания. А до тех пор все важные вопросы мы решаем впятером: я, Кахорис, Таилос, магистр Унгердс и принцесса Мэлинсия дель Гразжаор. Всем все понятно?
Глаза Мэлин на мгновение стали круглыми, как у совы, но ведьмочка умела держать себя в руках, и в следующий миг ее лицо приняло самое независимое выражение.
– А теперь, Хельта, иди в свою комнату и сиди там три дня за то, что осмелилась применить ко мне усиленное очарование. Даже не сообразив, что я не обычный оборотень, а маглор, и сразу его почувствую. Да на меня вообще никакие привороты не действуют, запомните раз и навсегда. А сейчас мы начнем принимать в наш дом новичков. Мэлин, неси ритуальное зелье дома. Унгердс, ты заменишь Тая, он давно не видел семью и имеет право отдохнуть. Ну, кто первый?
И я привычно спрятал родной облик, выставив напоказ ячеистую кожу и стальные когти.
– Спасибо, Ир, – с чувством буркнул магистр, – я давно мечтал написать что-нибудь историческое.
– Если есть еще мечты, приходи, я все исполню, – постепенно остывая, бездумно буркнул я, вгляделся в его помрачневшее лицо и с нажимом добавил: – Клянусь.
– А кто не хочет… – упрямо завела Мильда, и я страдальчески поморщился, ну ведь умная же женщина, чего упрямится? Не надоело по болотам шататься?
– А кто не хочет, – сладеньким голоском сообщила Мэлин, ставя на стол свою супницу с зельем, – тот может поцеловать на прощанье любимую внучку и идти в родную избушку, там кикиморы соскучились.
