Клинком называлась рабочая часть меча, лезвием — только заточенная сторона, обухом — не заточенная. Также имелся эфес, на вершине которого находилось яблоко — или навершие, предназначенное для удержания. Долом назывался желобок по всей длине клинка, для облегчения оружия. Чтобы руки при ударе не соскользнули на клинок — у всех мечей имелась гарда. Но у некоторых видов сабель ее не было, они предназначались для режущих, а не колющих или рубящих ударов.
А с доспехами и вовсе разобраться было довольно сложно. Кирасы, кольчуги, пластины и латы из всевозможных сплавов имели самый разный запас прочности и слабые места. Пластинчатый доспех, к примеру, можно только прорубить, независимо от сплава, колющие удары имеют обыкновение соскальзывать, но для этого нужно, кроме недюжинной силы еще и умение.
— Мой двуручный меч, который я зову «Танцором», — рассказывал Мэльир, — Предназначен как раз против тяжелых рыцарей в полных латных доспехах. Навершие было немного утяжелено для работы мечом с лошади, это противовес, чтобы было легче поднимать клинок для нового удара. Самый большой урон наносят именно тяжелые мечи и булавы с боевыми молотами, но они значительно снижают скорость атаки из-за своей тяжести.
— Значит, Вы хорошо владеете всеми этими мечами? — я в удивлении окинула взглядом внушительный арсенал.
— Я искусен в бою с любым оружием, моя милая Марта! — улыбнулся Танарт, — Я могу убить одним ударом даже голыми руками. Но наиболее полезен в ближнем бою с латниками, проламываясь через их ряды или в конном бою. Но давай-ка попробуем твою руку, — тренер подошел к одной из стоек и взял самый простой длинный меч.
Он положил толстый деревянный брусок между двух стоек и, протянув мне клинок рукоятью вперед, продолжил:
— При ударе рука должна чувствовать наименьшее сотрясение! Попробуй нанести рубящий удар серединой клинка, затем ближе к острию и, наконец, самым кончиком лезвия, ты и сама почувствуешь разницу, затем скажешь мне, как сбалансирован этот меч.
В его могучих руках оружие казалось легким, как перышко, я же едва оторвала его от земли. Клинок в руках двигался очень тяжело, замахнувшись и чуть не потеряв равновесие, я с силой рубанула по деревяшке, но удар получился кривоват, сделав на ней только глубокую зарубку, сбросив ее со стоек.
— Линия удара слишком велика, — тренер снова водрузил брусок на прежнее место, — Чтобы разрубить брусок ты делаешь замах чуть ли не из-за головы, посмотри — ты ведь так теряешь равновесие! Попробуй ухватить чуть ближе к навершию, а центр удара сместить немного дальше, и короче замах! Крепче держи рукоять! А не то сломаешь себе пальцы.
Он поднял мою руку на нужное расстояние и отошел в сторону.
Я сжала рукоять во вспотевшей руке так крепко, как только могла. Клинок свистнул передо мной, с упоением рассекая воздух, прямо как в руке воина темных эльфов и вошел в деревяшку, как в подтаявшее на солнце масло едва ли не самым кончиком клинка. Две половинки упали к моим ногам. Туда же полетел и меч. Я тихо ойкнула.
Кисть руки теперь просто горела, пальцы побелели от напряжения, я принялась разминать их, сжимая и разжимая кулак.
Тренер довольно кивнул.
— А это, оказывается, не так просто, — сказала я.
— А что же ты хотела? Владение мечом — требует немалого умения. Всегда именно так и сжимай рукоять, рука прилегает к ней так плотно, что меч должен казаться ее продолжением.
Он положил на столбики еще одну деревяшку потолще и подобрал меч, вернув его в мою руку. Затем встал сзади, сжал мои пальцы вокруг рукояти и сильно надавил, зафиксировав кисть. Я только стиснула зубы. Наши руки поднялись в очень коротком замахе, я подумала, что этого возможно недостаточно, чтобы разрубить такой толстый брусок, но тренеру я доверяла. Резкий удар вниз, почти что самым острием клинка, и две половинки упали в опилки. Я почти не почувствовала самого удара, так плотно наши руки держали меч, с такой силой обрушилось оружие на цель.
— Ну, как? — спросил он, отпуская мою руку.
— Я поняла теперь, — на моей правой руке пальцы разгибаться отказывались в принципе.
Мэльир улыбнулся и, взяв у меня клинок, вернул его на стойку.
— Ну, с оружием, я думаю, мы на сегодня закончили, — одобрительно сказал он.
У меня против воли вырвался вздох облегчения, но оружейник только хитро подмигнул мне:
— Не переживай, мы только начали. Ну а теперь бери любой меч для веса и несколько кругов по залу бегом! — он кивнул в сторону одной из стоек.
Я, быстро выбрав для себя какую-то саблю полегче, побежала по залу, крепко держа ее в руках.
А затем еще несколько долгих часов он обучал меня искусству боя без оружия, делая только короткие перерывы для отдыха. В эти по-настоящему счастливые моменты я лежала, тяжело дыша и истекая потом, распластавшись на опилках, а он даже не присел, гоняя своих новобранцев. Я только и слышала: «Твоя рука слишком высоко! Почему у тебя корпус развернулся? Делай сальто повыше! Как-как — ноги кто будет подбирать? Это что еще за коряга? Убери ее и выставь руку, наконец! Скажи мне сам — где у тебя дыра в защите?».
С одной стороны он не очень-то щадил своих телендиров, но был очень умелым тренером, превосходно знающим свое дело, и они слушались его беспрекословно. Одобрительного кивка удостаивались совсем немногие из его подопечных. Но я разглядела и нечто другое — за суровой маской жесткого тренера, скрывалось очень чуткое сердце. Он искренне переживал за каждого из учеников и никого не давал в обиду. Танарт также никогда не позволял себе кого-то унизить и не терпел подобного в своем присутствии.
Даже став данаари, эльфы не переставали считать Танарта своим тренером, после испытаний и получения ранга их учили другие Мастера-оружейники из числа тауронов, но они все также беспрекословно слушались Мэльира.
Он всегда возвращался со словами:
— А это еще что? Не лежать! Один круг по залу шагом! — и все начиналось снова.
Об его стальные мышцы можно было отбить все руки и ноги! Победить его в бою в ближайшую тысячу лет мне не улыбалось. Удары руками и ногами так же приходилось тщательно ставить и отрабатывать. Он сам и выступал для меня в роли мишени, но пробить такую скалу моим дохлым худым кулаком было просто невозможно. Еще перед началом он на полном серьезе предупредил меня: «Бей вполсилы, не сломай себе руку». После первого удара, я поняла, что это был весьма ценный совет.
Хуже всего была растяжка. Тянул он жестко, сказав только, если будет больно — хлопнуть по земле. Но, посадив на шпагат, тренер прижал меня своим корпусом сверху и стоял так пока мои похлопывания по земле переходили в яростные удары. Отпускал только, когда я с тихим стоном начинала колошматить руками о настил и сдавленно кричала: «Все, больше не могу!..». Я теперь понимала, почему юные ученики были такими гибкими и без труда садились на любой шпагат.
