– Настоящий зверинец, а? – так же равнодушно сказал Гай, подавая Греттиру кубок с вином и взяв себе другой.
– Да, – согласился Греттир, – например, этот жуткий разбойник из леса и его подручные...
– Локсли? – Светлые глаза Гая вдруг засияли, и он рассмеялся. – Да это единственный нормальный человек во всем Шервуде,..
– За что же, в таком случае, вы ненавидите его, сэр Гай?
– Честно говоря, я предпочел бы или повесить его без проволочек, – ответил Гай, – или заручиться его дружбой. Он умен и очень отважен. Моя бы воля, я бы взял его на службу.
Он потянулся и осушил кубок до дна одним махом. Заглянул в опустевший кувшин и снова рявкнул:
– Дианора!
Девушка показалась в тот же миг, так бесшумно, словно выступила из стены. Не обращая внимания на ее грустное лицо, Гай распорядился:
– Еще вина, и поживее. Не заставляй нас ждать. И снова Греттир проводил ее глазами. Девушка была слишком хороша для служанки. Гай заметил его взгляд и усмехнулся.
– Что, получше, чем эта корова леди Марион? – сказал он и неожиданно рыгнул. – Черт, напился как свинья, покуда ждал вас.
– Да, – сказал Греттир, думая о своем.
– Вы о чем, сэр?
– О девушке. Она действительно получше, чем леди Марион. И чем леди Джен. И даже чем леди Ровэна.
– Тсс, – прошипел Гай. – Как вам не совестно так говорить, сэр? Она же простая...
– Какие волосы, – перебил Греттир, хмелея с каждой секундой. – Какие глаза...
– Она еще и на лютне играет, – хвастливо заметил Гай и снова возвысил голос: – Дианора!
Когда Дианора послушно села с лютней у окна, на ее щеке появилось красное треугольное пятнышко от драгоценного красного стекла. И это пятно тихо скользило по ее лицу и волосам, когда она склонялась над струнами. Голос у нее был тихий, немного хрипловатый, как будто треснувший, и в то же время очень ласковый.
Пусть а кубках пенится вино, забудьте о былом.
Пусть будет то, что суждено нам на пути, земном.
Забудьте кров, забудьте дом и тот зеленый холм, Где навсегда уже вдвоем уснули мать с отцом.
Забудьте мир, забудьте сон без страха и тревог.
Забудьте колокольный звон и из трубы дымок...
– Что это за песня? – спросил Греттир, спьяну не соображая, что говорит слишком громко.
Неожиданно он увидел, что девушка смотрит ему прямо в глаза, и смутился.
– Это народная баллада, сэр, – ответила она, отставляя лютню. – Я подумала, что благородного лорда, быть может, развлечет музыка, которой благородный лорд никогда не слышал.
– Разумеется, – сказал Греттир. – Чудесная музыка. И вы сами, миледи, чудесная.
– Дианора, ступай вон, – приказал Гай, и она вышла.
Греттир проводил ее жадным взором, не замечая, что Гай хмурит брови и покусывает губу.
Наконец, вздохнув, юноша опрокинул в рот еще один кубок и взял с блюда сушеную яблочную дольку.
– Что, как не общество друзей, скрашивает наши дни, сэр? – проговорил он. – И я счастлив был обрести в Ноттингаме вас и своего старого друга сэра Хелота из Ордена Храма.
– Кстати, – сказал Гисборн. – Орден Храма. Скажу вам откровенно, сэр, темная личность этот ваш Хелот. Никто не знает, откуда он взялся.
– Из Лангедока, – пояснил Греттир.
– Это меня и настораживает. Он еретик, сэр, он еретик. Весь Лангедок пропитан вонючей проказой Юга. Мне не хотелось бы, чтобы вы...
Неожиданно внизу послышался осторожный шорох. Как ни был пьян Гай, он уловил этот звук и поднял палец, прислушиваясь. Шорох повторился. Гай поднялся с кресла, держась одной рукой за стену, чтобы не потерять равновесия, а другой нащупывая на поясе кинжал. Греттир попытался было сделать то же самое, но покачнулся и чуть было не рухнул на пол, подняв невообразимый грохот.
Тотчас же, яростно выругавшись, Гай с топотом бросился вниз по лестнице и на бегу крикнул в темноту:
– Дианора!
Кто-то мягко, как кошка, скользнул мимо Гая в темный угол, и снова воцарилась тишина. Однако теперь для Гая она была полна угрозы.
– Гай, – донесся тихий голос девушки.
– Стой где стоишь, не двигайся, детка, – хрипло сказал Гай. Опершись рукой о перила, он спрыгнул вниз. Снизу донесся его голос:
– Факелы! Греттир, черт бы вас побрал! Скорее!
Греттир неверной рукой ухватил факел и скатился по лестнице. Гай выкручивал руки человеку, который проник в дом и таился у стены.
– Держите факел! – крикнул Гисборн, задыхаясь. Он был сильнее незнакомца и уже одолевал его. Дианора жалась у стены, держась обеими руками за горло, как будто ее терзало удушье. Глаза ее потемнели и были полны ужаса. Наконец Гай повалил преступника на пол и последним ударом по голове лишил его чувств.
– Посветите, – велел Гай, казавшийся теперь совершенно трезвым.
Греттир сунул факел, едва не опалив поверженному волосы. В багровом свете показалось смуглое лицо с горбатым носом.
– Проклятый сарацин, – пробормотал Греттир. – Я узнал тебя, клянусь распятием. Ты сгниешь заживо... Я отомщу. Я отомщу.
– Дианора... ты здесь? – Гай поднял голову и увидел, что девушка стоит рядом. – Возьми факел у сэра Греттира.
Свет запрыгал по стенам, как будто у Дианоры задрожали руки, когда Гай ударом ноги перевернул своего пленника на спину. Несколько минут он вглядывался в него, а потом перевел цепкий взор на Греттира, бледного как смерть.
– Так вы знаете этого человека, сэр?
– Да, – выпалил Греттир. – Это Алькасар, беглый раб. Он принадлежал сэру Гарсерану. Сообщник этого Локсли. Он чуть не убил меня там, в Гнилухе.
В темной прихожей пахло сеном, (факельной смолой и кровью.
– Да, забавно, – задумчиво сказал Гай и принялся связывать пленнику руки. – Придется вызвать стражу и доставить его в Голубую Башню. Вы не зайдете в казарму, сэр? Я был бы вам очень признателен.
– Конечно, – пробормотал Греттир, которому страшно не хотелось куда-то идти. – Если дойду, сэр...
Гай закончил связывать пленнику руки и, выпрямившись, взял факел из рук Дианоры.
– Девочка, ступай спать, – сказал он ей. Она поцеловала его руку и медленно пошла вверх по лестнице. Несколько секунд Гай смотрел ей вслед, потом перевел взгляд на Алькасара и сказал, вздрогнув:
– Как подумаю о том, что любой бандит может убить ее, оскорбить, похитить... Нужно бы отдать ее в хороший монастырь, да никак не могу расстаться.
– Вы ее любите? – решился наконец Греттир.
Гай улыбнулся.
– Конечно, – сказал он. – Ведь она моя сестра.
Бьенпенсанта развалилась в кресле, поигрывая кубком, в котором оставалось еще вино.
– Почему призраки могут напиваться? – спросила она, – Если бы призраки могли еще и обжираться, и заниматься любовью... Увы, эти радости нам почему-то недоступны...
