— Ее похоронить надо, — объяснил Виго. — Они же сами могилу выкопать не сумеют. Я тебе помогу.
И уже ничего удивительного не было в том, что во дворе их ждал волк с фонарем в зубах. Жилло отыскал в сенцах лопату, Виго прихватил горящую свечу. Место для могилы выбрал Тармо — там, где на опушке рос пышный сиреневый куст.
— Они вместе эту сирень сажали, — объяснил Виго, который, как видно, хорошо знал историю этого странного семейства. — Бабушка издалека куст принесла.
Земля была мягкой, но работы хватило. Завернуть тело пришлось в одеяла — тут уж было не до гроба.
Понемногу начало светать.
Волки, что над могилой кружком стояли, стали потихоньку отступать к лесу.
— Ты не бойся, Тармо, — сказал мальчик волку. — Я буду приходить сюда. Я все знаю и помню. Я никому не дам тронуть ножи. И бутылку спрячу.
Опустился он на колени и обнял волка, зарылся лицом в жесткую пышную шерсть загривка. Волк вывернулся и лицо ему облизнул.
Встал Виго и долго смотрел вслед уходящим волкам.
— Один я теперь остался, — пожаловался он Жилло. — Они надолго ушли…
— У тебя мама есть, отец, — напомнил воспитательным голосом Жилло. Как же это один?
Но ребенок так на него посмотрел — все про маму и отца стало ясно.
Подумал Жилло — а не сказать ли правду? Подумал — и не решился.
Посадил он Виго на коня перед собой, повез к поселку. Уговаривал о бабушке не сильно тосковать — старенькая уж была, сам говорил — ей недолго жить осталось. Обещал, что волки ненадолго ушли — обязательно скоро вернутся. Говорил, как с маленьким, и самому было неловко, потому что иначе с детьми разговаривать просто не умел. Обещал, прощаясь, в гости приехать. Виго все это спокойно выслушал. Как над мертвой старушкой слезинки не проронил, так и теперь — ни словом, ни улыбкой не показал, хочет он видеть Жилло в гостях или без него прекрасно обойдется.
Расстались…
Выехал Жилло на дорогу, а куда податься — не знает. Может, не в Кульдиг ехать, а шхуну «Золотая Маргарита» искать? Может, и вовсе к волкам присоединиться? Чем им в лесу плохо живется? Тем более, что никакие это не волки…
Еще когда Жилло с молодым графом из Дундагского замка выезжал, остерегали их от оборотней, обманного озера и прочих страстей. Ну вот, извольте радоваться — стая оборотней. Настой то ли волчьей ягоды, то ли другой какой дряни, кувырок через воткнутый в землю нож… Наука нехитрая, если знать еще кое-какие тонкости. Не верил Жилло в оборотней, не верил, а они — вот, по лесу шастают! Единственного его сына с толку сбивают! И один, кажется, ждет его на дороге.
Действительно, вышел крупный зверь, сел, смотрит, Серебряная цепь… Тармо.
Конь побоялся подойти, Жилло слез, обе руки к зверю протянул.
— Ну, иди сюда, что ли? Ты мне что-то сказать хотел?
Подошел волк, обнюхал ему руки. Жилло на корточки опустился — поближе к суровой морде. Волк сел и в глаза ему уставился.
— Молчишь? Говорить несподручно? — усмехнулся Жилло. — Да, братец Тармо, еще неизвестно, что в этом государстве лучше — быть вольным, но немым, или говорящим, но равноправным… Это ведь ты — тот парень, которого думский лекарь лечил. Это ведь за тебя королевским перстнем заплатили. И бабушка твоя из-за перстня погибла — чтобы не помешала хорошего человека оклеветать. Вот так-то, брат волк. Теперь и графу моему, и принцессе одна дорога — под топор палача.
Волк уши насторожил.
— Поеду я в Кульдиг, Тармо, — решился наконец Жилло. — Может, что и получится. Правда, дело такое, что непонятно, с которого конца за него приниматься. Но знаю я, как пробраться в форбург, знаю, что в Девичьей башне потайная лестница есть снизу доверху. И знал бы ты, брат волк, что за красавица живет в этой башне и что у нее за коса, в руку толщиной! И глаза у нее серые, и брови тонкие вразлет, и вся она — как молодая соколица…
Вздрогнул волк, задышал часто, пасть приоткрылась, в глазах — мука! Хочет сказать — и не может!
— Ты знаешь ее, Тармо? — обрадовался Жилло. — Знаешь?
Волк кивнул мощной башкой.
— Как ее звать, Тармо? Кто она?
Но на такой вопрос волк ответить, понятно, не мог.
— Давно ты ее видел в последний раз? — подумав, спросил Жилло. Давно?
Волк мог ответить только «да» или «нет». Он кивнул — да, стало быть. Обрадовался Жилло — нашел-таки выход из положения!
— Ты знал, где она теперь?
Башка мотнулась из стороны в сторону — оказывается, нет.
— Она в вышивальной мастерской Коронного замка, это все равно что тюрьма, брат волк. Ты знаешь, почему она туда попала?
Опять — нет.
— Ладно, попробуем с другого конца, — решил тут Жилло. — Помнишь ли ты, брат волк, тот перстень, который за твое лекарство бабушка лекарю отдала?
Волк кивнул.
— А знаешь, что это за перстень, чей он?
Этого Тармо не знал. Не имел он понятия и о золотом цветке. Не спрашивал у бабушки, откуда этот перстень у нее взялся. Никогда не видел куска бархата с семью углами, на котором вышиты три таких цветка. Словом, унесла бабушка тайну с собой в могилу. На что посланцы Равноправной Думы и рассчитывали…
— Что же делать? — спросил Жилло волка. — Ну, что я могу сейчас сделать? Тебе-то хорошо, слоняйся целыми днями по лесу, птичек слушай, овечек из стада потаскивай! А мне?
Волк настойчиво глядел ему в глаза. Просил чего-то… Но что мог ему дать Жилло? Еды он никакой не прихватил, а что другое могло вдруг понадобиться лесному волку? Приблизил Жилло свое лицо к морде — может, чем меньше расстояние между глазами, тем легче волчья мысль перетечет в человеческую голову?
— Нет у меня ничего, брат волк… — грустно молвил Жилло. И вдруг понял — неправда это!
Было у него нечто, материальной ценности не имевшее. Это было знание! Он знал, что перстень — королевский. Он знал, что и цветок на камне — королевский герб. Он знал, что жива самая младшая из принцесс. Он знал, что красавица-соколица — заодно с принцессой. И еще — что летают в воздухе неизвестно чьи золотые волосы, внушая добрым людям — смутную надежду, а Равноправной Думе почему-то — ужас. Это было знание, которого равноправному населению страны не полагалось — это было тайное знание, тайная правда. И потому им следовало делиться со всеми, кто выламывался из общего ряда. Возможно, кого-то из них оно могло спасти.
И Жилло заговорил. Он говорил быстро и коротко, о самом главном. Волк слушал и еле заметно кивал. Если бы не видеть собеседников — ни дать ни взять, разговор двух мужчин. И наплевать, что один из них — в серой шкуре и с клыками.
— Ну вот, выговорился, легче стало, — сказал волку Жилло. — И даже ясно мне, что следует предпринять. Есть еще человек, который знает правду о перстне, — ювелир, черти бы его побрали!
