Немного придя в себя, Мэвис предалась размышлениям. Если не сообразить, как управлять системами корабля, то ей придется скитаться в космосе до конца дней. А если она и осилит эту премудрость, то попробуй найди обитаемую планету. Пожалуй, во всей Вселенной их осталось немного. Возможно даже, Земля вообще единственно уцелевшая.
— Ну, Мэвис, и влипла ты в историю, — прошептала мисс Минг и снова задумалась. Неужели это дело рук Доктора? Решил отомстить за размолвку в зверинце? Взбесился из-за пустячной царапины? На него похоже. А она по глупости поверила его елейным речам. Сама сунула голову в петлю!
— Вот ублюдок. Все они негодяи. А сама круглая дура. Разве можно сочувствовать мужикам? Они только того и ждут, чтобы вить из тебя веревки.
Это меткое глубокомысленное суждение слегка успокоило. Мисс Минг огляделась по сторонам.
— А здесь ничего, — она улыбнулась. — Уютный уголок. Вроде детской, где играла ребенком. Даже дышится легче, чем в замке, — мисс Минг вспомнила подземелье, мрачные коридоры, хаос придворцовых построек и снова вздрогнула. — А возвратиться на Землю, вероятно, не так и сложно. Если мне захочется возвращаться. Что там есть, на Земле, кроме обмана, лицемерия и предательства?
Мисс Минг спустила ноги с кровати и снова огляделась по сторонам.
— Если подумать, это именно то, чего мне хотелось всю жизнь.
— Теперь ты поняла, что я путеводил тебя к истине? — раздался сверху голос Огненного Шута.
— Боже мой! — воскликнула Мэвис Минг, постигнув всю меру предательства коварного Доктора.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ ДОКТОР ВОЛОСПИОН ПРИНИМАЕТ ПОЗДРАВЛЕНИЯ ПО СЛУЧАЮ ПРИОБРЕТЕНИЯ ЧУДОДЕЙСТВЕННОЙ ЧАШИ
Миледи Шарлотина томно поднялась с ложа и накинула пеньюар, расцвеченный светло-вишневыми маками. Доктор Волоспион остался в постели. Он взял с ночного столика чашу и в который раз стал рассматривать загадочную непонятную надпись на внешней стенке серебряного сосуда, сделанную на древнем английском языке.
— Вы более не сомневаетесь в моих способностях, Шарлотина? — спросил Доктор с самодовольной улыбкой.
— Рада, что вы преуспели, — уклончиво ответила она, отведя глаза в сторону. Шарлотина прекрасно знала: Доктор хочет услышать, что затмил самого Лорда Джеггеда Канари, но она не стала кривить душой, решив отделаться обыденной похвалой. — Ваш план оказался хорош: сначала вы сажаете под замок свою подопечную, а потом, используя ее как приманку, завлекаете в замок Огненного Шута, чтобы украсить им свой зверинец, но, узнав о Граале…
— Предлагаю мистеру Блюму уступить чашу мне, пообещав отпустить мисс Минг, которая якобы желает преклонить перед ним колена.
— Настоящий поединок величайшего циника с величайшим идеалистом.
— В котором циник взял верх.
— Иначе циник судить не может, — заметила Шарлотина. — А мне мистер Блюм нравился, хотя он и зануда.
— На пару с мисс Минг, — подхватил Доктор Волоспион. — Теперь мы избавились от обоих. Я решил эту задачу одним ударом.
Шарлотина зевнула и посмотрела в окно. Полнеба было затянуто исполинской тучей. Там и сям на черном фоне выделялись беловато-желтые завитки, придававшие туче особенно жуткий вид.
— Вам досталась чаша, Огненному Шуту — дама сердца, — рассеянно ответила Шарлотина, глядя в окно. Сплошной мрак. На небе ни звездочки. Может, уже все угасли. Она вздохнула.
— Жаль одно: я не догадался спросить у Огненного Шута о содержании надписи, — сказал Доктор Волоспион, крутя в руках чашу.
— Скорее всего, предостережение тем, кто захочет использовать чудотворные свойства чаши во зло. А, может, просто религиозное наставление. Вы коллекционер, Доктор. Вам лучше знать.
— Надписи такого рода похожи друг на друга, — ответил Доктор Волоспион, успевший облачиться в пурпурную мантию. — И, как правило, тривиальны.
— Да и сама чаша довольно непрезентабельна.
— Для верующих убогость — непременный атрибут святости.
Внезапно снаружи донесся шум. Шарлотина припала к окну.
— Кажется, экипаж Комиссара Бенгалии, он приземляется, — оповестила она. — Все верно: Абу Талеб. С ним По, Ли Пао и Сладкое Мускатное Око.
— Приехали полюбоваться Граалем, — лицо Доктора выразило довольство. — Пойдемте встречать гостей.
— Уникальная вещь! — воскликнул Абу Талеб, глядя на чашу из-под наехавшего на лоб тюрбана с павлиньими перьями. К своему огорчению, проницательный Доктор не услышал в голосе Комиссара ни благоговения, ни восторга. — Достойная награда тому, кто избавил всех нас от смутьяна и варвара.
Шеф-повар поставил на стол принесенный с собой поднос.
— Результат многотрудных исследований, — кулинар вздохнул и снял с подноса салфетку. — Смею надеяться, угощение к месту. Оленина и морской язык в винном соусе. Как видите, кусочки образуют крест и копье, а соус символизирует кровь.
— Глубокий и тонкий замысел, основанный на исторических фактах, — похвалил Доктор Волоспион и обратился к китайцу, склонившемуся над чашей: — Ли Пао, на чаше какая-то надпись. Вы ее не осилите?
Китаец взял чашу в руки, глубокомысленно поджал губы, а затем, покачав головой, сокрушенно ответил:
— Ничем не могу помочь.
— Какая жалость, — из груди Доктора вырвался тяжкий вздох.
— А эта чаша как-нибудь плоявила себя? — поинтересовался Сладкое Мускатное Око. — Ведь она чудодейственная.
— Пока нет, — ответила Шарлотина.
— Может статься, она мне скоро наскучит, — с грустью в голосе сказал Доктор.
— А мне кажется, чаша еще проявит себя, — сказала с убежденностью Шарлотина. — Думаю, Доктор, вас ждет настоящее потрясение.
— Будем надеяться, — отозвался Доктор Волоспион.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ МИСС МИНГ ОБРЕТАЕТ ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ
Иммануил Блюм спустился в каюту прямо по воздуху. Оказалось, что в потолке находился люк, а за ним — корабельная рубка.
— Моя богиня! — воскликнул Огненный Шут, прижав руку к сердцу. Он успел смыть краску с лица и переодеться в костюм из черного бархата.
— Получили меня за чашу, — бесстрастно сказала мисс Минг. — Сговорились с Доктором. Какая я дура!
— В дураках остался Доктор Волоспион.
Огненный Шут улыбнулся, подошел к пульту и нажал на одну из клавиш. Каюта наполнилась красновато-золотым светом, который, казалось, лился из стен, с потолка и даже с пола, устланного ковром.
Мисс Минг поднялась с кровати и, запахнув кимоно, с раздражением ощутила, что бедра ее широки, живот до неприличия толст, а груди обвисли.
— Послушайте, мистер Блюм, — сказала она, тяжело дыша. — Не выдумывайте, что хотите меня. Я — толстая, старая Мэвис. Некрасива, глупа, эгоистична. Зачем вам такая?
