– Александре, – сказал он вдохновенно.
– Это было в лесу,
Возле скал, возле скал…
– Ага! – догадались сразу в классе.
– Ты – прижалась ко мне,
Я – тебя обнимал…
И – горячие пальцы скользили к плечам
По изящной и тоненькой шее…
Он замолчал и перевел дух.
– Дальше что было?! – взвыл класс.
Он посмотрел на бледную Сашку – и покачал головой. И успел поймать благодарный ответный взгляд.
– Ирочке, – почти прошептал он, и все затаили дыхание, чтоб услышать.
– Рябь на воде и облака.
Ты смотришь смело…
Как кофточка твоя тонка!
Скользит по телу…
– Ну же! – пронеслось по классу.
– Гале, – безжалостно заявил он.
– С-скотина! – откомментировал класс, и в общем хоре он расслышал звонкий голосок Ирочки.
– Ну Вован дает! – восторженно заревел Типун, первый бандит класса. – Раздевай их!
– Говори стихами, урод! – холодно посоветовал он. – Это же поэзия!
Класс согласно зашумел, и даже учительница кивнула – мол, да, стихами говори, урод, на уроке поэзии! Он мельком глянул: глаза учительницы горели нездоровым интересом, губы припухли, и даже дыхание прерывистое… Тоже, пожалуй, что-то себе вспомнила о невинной школьной юности!
Он не пропустил ни одной девчонки в классе, каждой подарил по паре строк. А потом повернулся к учительнице – и изучил ее горящим взглядом!
– Ой! – испуганно сказала она.
В классе наступила гробовая тишина. Даже проходящая по коридору завуч сунулась в дверь, не понимая, куда делись ученики, – на нее даже не обратили внимания. Завуч извинилась и исчезла. А класс ждал, затаив дыхание.
Он безнадежно вздохнул и развел руками. Класс тихо охнул…
– Переписчиков, выйди вон, – мертвым голосом сказала учительница. – К директору!
Но в коридоре она остановилась у окна в странном оцепенении. Так что ему пришлось вернуться, он-то далеко успел отойти.
– Лучше бы ты прочитал там… хоть что-нибудь, – тихо сказала она.
– Не лучше, – пробормотал он. – Заявить, что вы просадили всю молодость в ожидании халявной платы за юное тело – да еще стихами?!
– Да уж, юное тело для женщины – это все… А что теперь делать? Что же делать-то?!
Он посмотрел на ее нервные руки и машинально достал пачку сигарет. Она так же машинально взяла.
– О-у-у! – прокатилось по коридору.
Они испуганно оглянулись и увидели: весь класс торчит в дверях кабинета и наблюдает, как Вовочка угощает сигаретой учительницу! А та не отказывается!
– Скотина ты, Переписчиков! – с чувством произнесла учительница.
И это был тот редкий случай, когда он с ней согласился.
Эре – сын, Эре – муж
– Эре, ты не спи, а то меня уронишь! – обеспокоенно сказала Яха.
Перед деревней он решился и сел в седло сам, а девушку усадил, как и положено, перед собой. Боком. Понятно, что теперь Яха жутко боялась опрокинуться на спину.
– Эре, ты не спи!
– Я не сплю, я думаю, – рассеянно отозвался он. – Вот сейчас ты молодая и красивая…
– Правда?! Ой, Эре…
– Да не в том дело, что сейчас! Я вот думаю, а чем ты жить будешь, когда кончится юность, и вместе с ней уйдет все, чем женщины гордятся?
– Ну и пусть уходит, – равнодушно отозвалась Яха.
– Э? А чем жить тогда?
– Да тем же, чем и все живут: детьми, домом, мужем, работой, если способности какие есть. Вон твоя мать какая художница! Ее росписи ценят поболе, чем даже работы горных умельцев! И чего тут думать?
– Получается, что нечего! – обескураженно признал он. – Но… Всякое же бывает! Вот, скажем, муж может же заглядываться на молоденьких?
– Ну и что? – недоуменно спросила Яха. – Не пойдет же он с ними в хоровод плясать! Или ночами гулять в садах… позору ведь не оберется! На муже хозяйство! На муже жена и дети! Когда ему гулять? А заглядываться – ну так что ж и не посмотреть на красоту-то…
– Как всё у тебя просто! – пробурчал он, не желая сдаваться. – А я вот столько женщин знаю, что всю жизнь злобятся, что красота ушла!
– А! Так то девачки! Всё продают! А кроме юного тела, продавать-то нечего! Бесталанные, ни к чему не пригодные! Но их мало, таких-то!
– А ты? – не удержался он.
– А я уже нет, – уверенно сказала она и одарила его сиянием чудных глаз.
И тут же смутилась от собственной смелости.
– Но вот на Земле таких девачек, считай, полный мир, – буркнул он, уходя от неловкости.
– Да, тяжело жить богом, – искренне посочувствовала Яха.
Он дико глянул на нее, вспомнил, в каком ранге путешествует с ней, и заткнулся. Во избежание. Так что до потайной калитки в сад Колы Гончара они доехали молча.
В саду конь оживился, вытянул шею и принялся на ходу обрывать спелые яблоки. Степняк, что с него взять. Он коня не одергивал: скот, вообще-то, славно потрудился, достоин вознаграждения.
Во дворе наблюдалось нежелательное оживление. А он-то надеялся на спокойную встречу с отцом! А тут вся семья в сборе. Даже невестки – и те выглядывают из летней кухни! Под обстрелом множества любопытных взглядов он спрыгнул с коня, поднатужился и снял Яху. Та сразу смутилась и застеснялась своей одежды. М-да. С одеждой надо что-то срочно решать. Зато конь держался достойно! И уже поглядывал воровато в сторону сада. Понравились яблочки-то – после сухой степной травы! Он сбросил с него седло, оглядел внимательно спину.
– Ладно, иди! – разрешил он строгим голосом. – Но не увлекайся!
Конь всё понял и бодро утопал в сад. Яха, как ни странно, приняла слова на свой счет и побрела к летней кухне. Он подумал и решил ее не поправлять. Голодная же девочка!
– Что это с ней? – странным голосом полюбопытствовал отец, наблюдая, как Яха осторожно передвигает ноги.
– На коняшке покатал, – машинально ответил он.
Глаза невесток округлились от изумления. Братья подавились вопросами. И даже обычно философски невозмутимый отец приоткрыл рот.
– Смело! – наконец выдавил отец.
И тут до него дошло, что он ляпнул! Блин! Пропади они пропадом, эти их идиомы и особенности их разговорных стилей! Надо было сказать – на коне! А на коняшке – это… Это понимается однозначно!
Он посмотрел вслед Яхе. Да, походочка… Вот же влип! И не объяснишь ведь, что она бедра стерла! С внутренней стороны. Потому что если объяснишь – поймут еще однозначнее! И чем головы забиты у людей в этом мире? Деревня!
– Эре, тебя мама зовет! – донесся из кухни голос Яхи.
Он обреченно закатил глаза. Всё. Женили. В пятнадцать лет! На Жери девойка называет мать парня мамой только в одном конкретном случае, когда дзудой становится. Блин…
