Я наконец заставил себя остановиться, не своим делом занимаюсь, надо держать себя в руках, никогда не поддаваться чувствам, потому что они у меня, как ни странно, благородные.
Остановились и мои телохранители, я с удивлением узнал среди них и Боудеррию, хотя ее вроде бы никто в их число не приглашал. Граф Ришар с его рыцарями протиснулся ко мне, быстро окинул цепким взглядом, я цел, даже панцирь без царапин.
– Не ваше это дело, – буркнул он и, не дожидаясь ответа, сказал с напряжением: – Все равно мне как-то не по себе…
– Ожидали иное? – спросил я.
– Да, – ответил он так же зажато. – Мы с великим трудом одержали над ними победу в той великой битве в Сен-Мари. Я страшился, признаюсь честно! На родной земле могли быть гораздо сильнее…
Я напомнил:
– С ними нет огров, троллей. Пусть тех было немного, но это была страшная сила…
– Гм, – произнес он, – знаете ли, сэр Ричард… Я не новичок, меня ничем не испугаешь. Но я чувствую…
– Опасность?
– Да.
– Какую?
Он покачал головой.
– Не знаю. Просто чувствую. И мы к ней все ближе.
– Вернемся, – предложил я. – Враг отступает. А сэр Норберт заверил, что у них в запасе нет никаких засадных полков.
Он кивнул.
– Да, варвары сразу идут всей мощью. Стараются сломить одним могучим ударом, а потом гнать и добивать.
Витерлих сказал бодро:
– Сейчас роли поменялись! Сэр Ричард, ну позвольте хоть теперь дать моему застоявшемуся коню размять мышцы?
– Действуйте, – разрешил я и сказал телохранителям: – Вы тоже, дорогие друзья. В лагере я в безопасности.
Треть все-таки осталась, хотя я видел по их лицам, как хочется принять участие в разгроме противника, однако и в лагере могут ждать опасности, если вдруг с той стороны внезапно ударит затаившийся до поры до времени отряд варваров.
Около тысячи варваров под предводительством гигантского вождя, больше похожего на огра, продолжали стойко сражаться, но их окружили со всех сторон закованные в сталь воины Севера, рубили мечами и топорами, вышибали из седел молотами, топтали копытами тяжелых коней в стальной броне, слышался звон, лязг, хриплые вскрики.
Остальные отряды варваров, уже превращенные в беспорядочные толпы, сражались отчаянно, отступая, наконец не выдержали такого явного истребления, повернули коней и помчались прочь. Конники сэра Митчелла и Будакера сперва кинулись было вдогонку, но протрубили трубы, пришлось остановиться, и в бой вступили легкие всадники, которых по моему приказу так тщательно отбирали в войско.
На быстрых конях, не обремененных броней, даже неподкованных, неслыханное дело для нашего лошачного дела, они помчались следом, настигли, и началось страшное истребление, потому что варвары все еще надеялись уйти, прекрасно зная, что их кони хоть и слабее рыцарских, но резвее, и кровавая резня длилась и длилась, кони варваров уже устали в битве и теперь спотыкались, а свежие лошади наших конников несли всадников без усилий.
Избиение продолжалось на протяжении десятков миль, земля вся покрылась телами умирающих варварских героев. Кое-кто из степных воинов, помня обычаи крестоносцев, пытался сдаться, но таких молниеносно убивали и мчались дальше, не желая обременять себя грузом.
К нам подскакал гонец, прокричал издали:
– Ваша светлость!.. Капитан Уитмэн сообщает, что продолжит преследование, пока не останется ни одного вражеского воина.
– Не попал бы в засаду, – пробормотал граф Ришар.
– Уитмен осторожный воин, – ответил я. – Приметил я его давно. По возвращении нужно возвести в благородное сословие. Все-таки возраст…
Он странно посмотрел на меня.
– А пока держали в черном теле, чтобы не взбрыкивал?
– Сами понимаете, – ответил я, – для такой роли нужен человек не родовитый. Обремененный знатной родословной мог бы нарушить мой строгий приказ и вступить в бой по своему желанию. Не каждый способен смирить рыцарскую гордость и четко выполнять приказы.
– Как Макс, – сказал он.
– Да, – согласился я, – как Максимилиан фон Брандесгерт.
– Поистине, – заметил Ришар, – у этого виконта христианское смирение и послушание.
– Напоминаете, что созрел для барона?
– Вы сами это обещали, – напомнил он.
– Сразу же после этой битвы, – заверил я.
А на поле отряд под руководством вождя, похожего на огра, продолжал сражаться и в окружении. Наши рыцари, оскорбленные таким упорным сопротивлением, в то время как другие уже бегут, бросались на варваров в боевом исступлении, поднимали покрытых броней коней на дыбы и тяжело обрушивали их на головы противника, рубили мечами, топорами, били шестоперами, боевой клич давно оборвался, слышен только постоянный стук металла по металлу и дереву щитов, хриплое дыхание да ржание коней.
В тесноте дрались грудь в грудь, в тесноте нельзя даже размахнуться, и били друг друга рукоятями, хватали за голову, за руки, за волосы, падали с коней и там продолжали сражаться, а выживший тут же старался вспороть брюхо вражеского коня или бедро противника. Удушливая желтая пыль то и дело окутывала все место сражения, варвары дрались уже молча, угрюмые, как медведи, окруженные псами.
Я с ужасом увидел, как гигантский вождь двумя ударами разбил, как переспевшие дыни, стальные шлемы двух блестящих рыцарей вместе с их головами, ему пытались противостоять в поединке, но он ревел страшно, как зверь, и продолжал сокрушать противников.
– Это я не могу терпеть, – сказал я и, повернув Зайчика, ринулся к месту схватки.
Кольцо рыцарей сжималось вокруг отряда варваров с каждой минутой, Я подскакал к тесному ряду тяжелых конников, через которых еще надо протиснуться вперед, как раз в момент, когда удачно брошенный молот ударил вождя в лоб. Он покачнулся и остановился, тряхнув головой, глаза затуманились на миг, но в следующее мгновение взревел оскорбленно и снова поднял над собой огромную палицу.
Однако этого мгновения оказалось достаточно: сразу три короткие пики вонзились в его бока. Он закричал страшно, двинулся вперед, увлекая за собой соратников и нанося страшные удары, сумел выбить из седла еще троих, затем его колени подломились…
Я еще услышал его хриплый крик:
– Вперед!.. Убьем Ричарда…
Воодушевленные рыцари и латные ратники с еще большей яростью стиснули кольцо, а из варваров словно выдернули стержень: начали отбиваться кое-как, уже смирившись с неизбежностью смерти.
Я повернул коня, Боудеррия посмотрела на меня с удивлением, но тоже пустила своего следом. Мы поднялись на холм, граф Ришар сказал с сожалением:
– Обилие плодов клонит ветвь книзу, пышный хвост замедляет походку павлина, быстроногого коня стреножат.
