Приятный бас еле слышно проговорил:
— Ты ж не думал, что остался один, парень?
Омегыч пожал плечами.
— Я справлюсь в одиночку. В конце концов, бед-то натворил я.
— А я не буду помогать, — сказал Первый. — Я присмотрю. Эти мелкие жрецы такие подлые, что и не знаешь, как всё повернётся. Я присматривал за тобой и раньше, парень. А теперь, видно, и за этими жрецами пригляжу, за жуликами этакими!
Ступени храма внезапно выровнялись, превратились в покатую поверхность, и Омегыч с Первым Некромантом поехали вниз. Уже у подножия лестницы Первый взмахнул рукой, и статуя Беллы присела на корточки, протянула руки, удержала Омегыча. А тени, которая была гуще и темнее темноты, не стало. Но присутствие отца Омегыч всё равно ощущал — просто тот, видимо, отошёл в сторону. Ступени появились вновь, и он поднялся ближе к храму, но к дверям подходить не стал.
К рассвету он всё-таки немного озяб — у него закончились силы и огонь внутри ослабел… и вдруг понял, что снова не один. Кто-то прямо из темноты протягивал кружку с горячим чаем.
— Ты же не считаешь, что тебя все бросили? — спросил юношеский тенорок.
— Нет, Теренций, — Омегыч вдруг понял, что счастлив. И до утра осталось не так уж много, и решение жреца показалось очевидным. Не станет он убивать…
Свист стрелы он услышал за мгновение до того, как наконечник брякнул о термос, который Ванильный Некромант прижимал к груди. Они оба припали к ступеням, но укрыться от стрел им было нечем.
И тогда между ними и стреляющими карликами-жрецами встала ещё одна тень. Светало, и стало видно, что тень эта не так уж черна: сверкают драгоценные камни, развивается на ветру султан из белых волос. Защелкали, застучали о доспех стрелы. Упали к ногам лича.
— Ну-ка брысь, — сказал он страшным голосом.
Снизу по ступеням поднимались мертвецы. Упырёк, который вёл их с мечом в руке, вытер пот со лба и кивнул Омегычу, счастливо, по-детски улыбаясь.
Теренций тоже машинально вытер лоб и спросил:
— Что там эти мелкие гады решили-то?
Мелкие гады не сдавались даже под натиском жив-курилок, которые окружили храм со всех сторон. С крыши на них напала целая стая ворон и сорок — с жутким гвалтом, с хриплым карканьем и стрекотанием. Жрецы втиснулись в храм и забаррикадировали двери и окна.
— Спасибо, — сказал Омегыч.
Бессвет слетел с крыши и обнял его крылом.
— На то и семья.
Тьма сгустилась рядом со статуей, и Первый Некромант, материализовавшись, шагнул на ступени храмовой лестницы. Она снова сделалась покатой горкой, но на этот раз у жрецов ничего путного не вышло: по мановению руки Упырька мертвецы выложили новую лестницу из костей, и это заняло у них совсем не много времени.
— Ну что, берём негодяев штурмом? — обернулся к Омегычу Теро-Теро.
— Обожди, брат, — сказал Омегыч. — Мне осталось ждать ещё часа три до торжественного приёма в мою честь. А там — я не знаю, что решил верховный жрец. Или я расстанусь со своим сердцем, или мне даруют жизнь.
— Ндай, это что значит — «или-или»? Вот балда, не умеешь условия ставить, — Анда спрыгнула с высокой крыши, не опасаясь сломать ноги. Бессвет тут же подхватил её, словно пёрышко. — Надо было…
— Всё идёт так, как надо, — прервал её Первый. — Умеет или нет, но он сделал это сам. Наше дело только присмотреть за парнем.
— Ну и всё равно, — сказал Теренций, как всегда, жаждавший справедливости. — Мелкие гады первые начали, они играют нечестно! Давайте возьмём их жалкое святилище штурмом и всем надаём по башке! Нарушили договор, напали на человека…
— Но я его не нарушу, — спокойно ответил Омегыч. — Эй, расслабься. У жреца наверняка голова на плечах, и он уже понял, что меня просто так не прирезать. Стало быть, он дождётся нашей встречи и вынесет верный приговор.
Он помолчал и добавил:
— У тебя есть ещё чай?
И все семеро сели на ступеньки храма, чтобы выпить чаю и перекусить.
Часть 1. Глава 20. Вечно недовольные боги
Загрустила Мать, запечалилась, что даже одним глазком не сможет посмотреть, как там дети справляются. Как вдруг в оконном стекле отразилось чьё-то странное лицо. И звало оно, и манило Мать, и даже что-то губами пыталось выговорить. Потом догадалось: дохнуло на окно, и носом стало писать.
Руна Нуртх. Пишут её те, кому помощь требуется. Правда, слышала Мать и такое, что пользуются этой руной всякие недобрые люди, чтобы заманивать в ловушки да западни. Но лицо за окном раздувало ноздри, моргало, очень старалось, чтобы его выслушали и поняли.
И Мать открыла окно.
— Ну наконец-то, — плоское, словно вырезанное из листа бумаги, лицо влетело в кухню. — Слушай, женщина. Не тяни-ка ты даром время, да отправляйся в старый храм, что позади нового.
— Это ещё зачем?
— А затем, что мы и есть Вечно Недовольные боги. Повелители, убитые рабами, чьи тела томятся в саркофагах. Окажи нам помощь, а мы поможем тебе. Уж мы-то знаем, что готовят твоему сыну в новом храме! Ему осталось жить совсем недолго, прежде чем подлец и убийца богов Видрельельхен вырежет ему сердце жертвенным серпом!
— Вот как? — спросил, появляясь в дверях кухни, Винни. Его круглощёкое лицо выражало неодобрение и недоверие. — А почём нам знать, что вы нас не заманиваете?
— Ой, не могу. Поднимите на моём саркофаге крышку, я на этого юнца погляжу! — тут же сменило тон плоское лицо. — Я — Прекрасная Фарфани, которую жрецы прозвали Кривые-Губы. Фарфани, никогда не упускающая выгоды! И уж если я говорю, что хочу вернуть своё нетленное тело, которое ухитрились умертвить эти рабы, назвавшие себя Свободными после того, как обманули нас…
— А! Я поняла! — Мать Некромантов хлопнула в ладоши. — Бертина! Ты же присмотришь за малышами?
Бертина бегом спустилась со второго этажа и спросила:
— Это за какими ещё малышами?
— За Нотом и Грей, конечно.
— Нет. Я пойду с тобой! Ты же тоже пошла выручать Омегыча, как и остальные?
— И мы, — сказал Винни, имея в виду ещё и Тобиаса — тот как раз заглянул в распахнутое Матерью окно. — А как ты выйдешь? Отца-то нет!
— Эй! — Первый Некромант чёрным дымом сгустился прямо посреди кухни — Я есть! И я вернулся. У них там всё хорошо получается.
— Получается, да не всё! Хорошо, что ты пришёл — приглядишь за Нотом.
— А ты? — удивился Первый.
— А я пойду с Фарфани. Теперь наша очередь помогать Омегычу, — сказала Мать.
И протянула руку за летающим в воздухе лицом. А Бертина, Винни и Тоби вцепились в её юбку и длинные рукава, чтобы последовать за Матерью.
— У меня тоже были хорошие дети, — сказала Фарфани. — Но некоторые потом как-то испортились.
И они исчезли из дома, а оказались в большой усыпальнице сразу за храмом, в усыпальнице, где стояли два ряда саркофагов. Тоби и Винни открыли саркофаги, и их взглядам предстали боги, умерщвленные жрецами. Здесь покоились Охнаф Безбровый, Фарфани-Кривые-Губы, Ют Безмолвная и Эльвжанни, Фафнарх Двухголовый и Хинни Неистовая, а также, наособицу, Рюйгги-хитрец. Их лики были прекрасны, а тела нетленны. Когда Омегыч имел наглость поклясться не их именами, а именем той, кого любит больше жизни, души богов проснулись. Теперь они витали здесь, над своими саркофагами, и очень хотели вернуться к жизни.
Мать Некромантов переглянулась с Бертиной, Тобиасом и Винни. И они, все четверо, улыбнулись улыбкой людей, знающих своё дело.
* * *
— В семье четыре женщины, и ни одна не знает, где мои золотые туфли, — сказал, сокрушаясь, Охнаф Безбровый.
Фарфани Прекрасная, именуемая также Фарфани-Кривые-Губы, скривила красивый ротик.
Мать Некромантов, пользуясь минуткой относительного спокойствия, села на крышку саркофага. Восстанавливать утраченную связь между душою и телом — работа непростая. Поднять жив-курилку, ходячее гнилое мясо, куда как легче, чем вернуть жизнь по-настоящему.
— Что мне теперь, босиком идти?! — повысил голос Охнаф.
