Ушкуйные — лютые. Людей там случайных нет, и не было никогда. Мужики все сплошь ярые, воины опытные. Тревожился поживший купец, смотрел на Некраса, а тот уж и меч вытянул.
— Деян, — шептала Видана мужу. — Вот не к добру все это. Говорила я. Все из-за Нельги … Чего сорвались так рано? Куда? Посекут, Деян.
— Видка, чего мелешь? При чем тут Нельга-то? — Деян смотрел на уйшкуйную насаду. — Не посекут, чай, грабить идут, не убивать.
— А кто при чем? Она! Ить когда к Цветаве ездили, не было такого-то. Проклята эта Сокур, вот попомни слова мои! Некрасушка, кровиночка моя! Изведёт она его, как пить дать, изведет! — Видана взвыла, прижалась к мужу.
А тут и ушкуйники подали знак — означили себя громким посвистом. На нос насады вышел мужик — мечный, лучный — и громко прокричал:
— Купчины, насада-то не тяжела? Вы токмо слово молвите, вмиг ослабоним, — за его спиной послышался глумливый гогот.
— Своя ноша не тянет! — прокричал Некрас. — Перетопчемся как-нибудь. Плывите себе по-здорову.
— Это кто там такой умный? Указывать вздумал, купчина? Хотим плывем, хотим балакаем, — озлился ушкуйник. — Не отдадите добро? Так сами возьмем, мы не дюже гордые.
— Чего ж орать-то? — Некрас прищурился. — Сколь тебе надо, лихой? Ты обскажи, может, сойдемся в цене?
Ушкуйник выслушал, повернулся к своим, и что-то сказал. Малое время лихие вели разговор промеж себя, а потом уж и ответили:
— Ты ж Квит? Стало быть, богатый. Одной насадой больше, одной меньше. Еще наживешь. Стыкнемся, товар заберем, а ты радуйся, что жив остался. И без дури давай!
Некрас брови свел, оглядел своих людей. Местька сразу понял, что дело худо и вытянул тихонько меч. Деян подталкивал Видану к борту насады, указывал, где схорониться. Радим — закуп из новых — подошел к Некрасу:
— Меч дай, хозяин. Чего лупишься? Я у князя Мезамира в дружине ходил не один год. Сам видишь, не отлезут.
Некрас кивнул Местяте, тот метнулся и достал из-под тюков меч — не хороший, не плохой. Радим взял его, в руке крутанул.
— Сойдет, — кивнул и вытянул из сапога длинный нож. — Местька, спиной ко мне и в оба глаза. Хозяин, ты бы вперед не лез. Бери ватажников и по бортам. Да пусть присядут пониже. Видал? Лучные у них. Сейчас завертится.
Некрас пошел меж своих, шепнул, чтобы рты-то не разевали, а уже потом и ответствовал ушкуйнику:
— Твое последнее слово? Не сговоримся, стало быть?
— Ты глухой, купец?! Сказано — весь товар. Иного ответа не будет, — и подал знак своим.
Вмиг тати* вскинули луки, выпустили стрелы. Особо не целились, пугали только.
— Берегись! — Некрас махну рукой своим. — Местька, батьку видь! Поглядывай!
Пока от стрел уворачивались, ушкуйные стыкнулись с насадой, кинули мостки и полезли — нахрапистые, борзые! Некрас подлетел к одному, ноги подсек, метнулся ко второму, а тот умелый, бывалый! Испугом не возьмешь, мечом не тыкнешь абы как. Ушкуйник теснил Некраса к борту, наседал. Квит только успевал, что меч подставлять, да радоваться тому, что не сленился в свое время и выучился бою.
Вокруг крики, ругань! Ватажные от испуга принялись сечь сильно, ушкуйники и прогнулись. Не ждали от купцов такой-то прыти и умения! А вот Некрасу не свезло — мечник ему попался сильный. Прижал к борту, меч занес и уж совсем готов был жизни лишить. А тут Радим подскочил, пнул в плечо ушкуйного, тот к нему и развернулся, оставил Квита в яви.
Радим коротко, без замаха ткнул рукоятью меча в зубы ворогу, тот назад качнулся, а закуп и не растерялся вовсе — длинным ножом проткнул шею ушкуйника, пустил кровь густо.
— Живой, хозяин? — Радим не стал смотреть, как заваливается на спину и обдает кровищей насаду уж бездыханное тело лиходея.
— Жив, Радимка. Спаси тя! — Некрас подхватился и бросился на подмогу своим.
И вовремя успел! На отца наступал подраненный ушкуйный, кровью залился, ноги еле волок, а мечом махал справно. Некрас увидел, как батька прикрыл собой мать, выставил перед собой руку, защищаясь.
— Стой!! — летел Квит, что птица!
Успел, махнул мечом и снес голову ворогу. Тот рухнул, а вслед за ним осел Деян — руку располосовало.
— Бать! — Некрас упал рядом с отцом на коленки.
— Не ори, дурень. Вскользь прошло. Кость целая. Иди нето, надоть навалиться и досечь псов!
Некрас подскочил и бежать, а позади послышался голос матери — ругала Видана насаду, поход заполошный, что случился раньше времени, и Нельгу Сокур, девку проклятую!
Одолели, но с трудом. Купеческих-то посекло маленько — Осьма и Вторак окровянились, а Замяте ухо снесли вчистую. Но все живы остались, на том и порадовались, поминая кто кого: Сварога, Перуна, Велеса и Макошь светлую.
Пока раны стягивали, пока ушкуйников мертвых по воде пускали, пока на чужой насаде шуровали, уж и свечерело.
— Бать, рука-то как? — умытый уставший Некрас тяжко опустился на лавку рядом с отцом.
— Как, как… Каком кверху! Выживу нето, но дюже жжётся, — Деян морщился. — Видка, чем перетягивала-то?
— Чем было, тем и стянула. Сиди уж, вояка, — Видана вилась возле мужа, устраивала болезного удобнее. — Вернемся, а? Ить не задался путь. Знак это, знак от богов светлых. Вертаться надоть. Кто она такая, Сокур-то? Безродная! Притекла в Лугань, а откуль? Кто ее знает, кто матерь ее видел? Проклятая она, проклятая! Через нее угодим в беду.
— Мать! — Некрас подскочил.
— Видана! Прекрати сей миг! Вижу, спугалась ты, но живы все. Вот тебе знак, а не твои бабьи мыслишки, — Деян брови насупил.
— Не соберись мы в Лугань, того бы и не случилось, — упрямилась женщина. — Вспомните еще слова мои, да поздно будет.
Некрас и слушать не стал, отошел подальше, оперся на борт и в воду глядел. Даже после стычки с ушкуйными, тревога не оставляла, травила сердце и мысли скверной своей, пугала. Насилу дождался, пока ватажники на весла сядут, тронутся по Мологу.
— Хозяин, а ведь свезло нам. Не инако ворожат светлые боги, — Радим подошел тихо, неслышно. — Я одного выспросил, пока не издох, так он и сказал — пощипали их. Уполовинили шайку. Говорит, что Военег Рудный. Они прибились к бережку ночевать, а в леске уж отряд стоит. Дня два-три и придут дружинные Военега в Лугань. Там навроде стык будет. Ладимир едет на встречу. Если бы не так, не сдюжили мы супротив.
— Радим, ныне жив токмо из-за тебя. Где ты так навострился? — Некрас хлопнул по плечу мужика.
— Где, где… в конячей узде. Мезамирка дружину сам водил, сам пестовал. Мы по весям шарились, не без разбоя. Влетишь в селение, а там домки и люди в них спрятамшись, так вот в каждый идешь и сторожишься, а ну как топором прилетит? А мечом-то как махать в тесных сенях, а? Изворачивались. Сунешь в зубы, а потом по горлу чиркаешь. Супротив селян можно, а встанет напротив тебя воин ученый, так к себе на длину меча и не подпустит. Токмо ежели дурак, али пьяный.
— И что, неотрадно было люд простой сечь? С того и утёк ты? — Некрас понял сразу, а спросил больше для того, чтобы Радимке дать выговориться.
— С того. Вишь как боги-то наказали за зло? Теперь закуп я, Некрас, — мужик вздохнул тяжко.
— Не закуп. Вольный. Долг прощаю. Иди, куда хошь. А не хошь, оставайся в Решетове. Подмогну с домом и землей не обижу. На насаде моей ходи, рад буду такому-то воину.
— Нет. Крови не хочу более. А твоих обучу. Ты ведь добром мне откликнулся, а я что ж? И дом поставлю, как уговорено, — Радим кивнул, будто придал словам своим тяжести. — Пойду на весла. Ты торопишься, вижу?
— Верно. Быстрее бы, Радим, — и снова пропал Некрас в тяжких думках и тревогах.
От автора:
Репище — огород.
Тати — тать — разойник, грабитель.
Глава 24
— Нельга, отступись! — Богша уже который день донимал девушку. — Ведь убьют тебя. Непростой мужик, родовитый. В силу вошел. Рудные не пощадят!
Нельга металась по гриднице, злилась и печалилась. Почитай две седмицы миновало с того дня, как молодой Квит сказал ей о Военеге…и целовал, с собой звал. Злилась девушка на Богшу и слова его, а печалилась с того, что никогда более не увидит Некраса. И не люб, а думается о нем, и не дорог, а вспоминается каждую минутку. И там беда, и тут напасть.
