прочь от любопытных.
-- Прости. -- Алистер покаянно развел руками. -- Наверное, мне следовало быть осторожней.
Элисса тихонько хмыкнула, ткнулась лбом ему в плечо.
-- Не за что извиняться. Когда столько народа постоянно трутся бок о бок, есть только один способ избежать сплетен -- не давать повода. Или у Стражей было не так?
-- Так, -- признал Алистер. -- И если ты не захочешь давать повода, я пойму.
Видит Создатель, из него едва ли выйдет рыцарь без страха и упрека. Постоянно быть рядом и не вправе даже коснуться... Но если ей будет плохо от косых взглядов и шепотков за спиной...
Она снова хмыкнула, не поднимая лица.
-- Я дочь изменника, и сама предатель -- Серый Страж, за чью голову назначена награда. Несомненно, любовь к собрату по ордену -- то, что способно окончательно погубить столь блестящую репутацию.
-- Что ты сказала? -- выдохнул Алистер.
Элисса охнув, шарахнулась прочь, закрыв ладонями лицо. Алистер перехватил запястья, заставляя отнять руки. Прошептал:
-- Я люблю тебя.
Неподалеку хрустнула ветка, и голос Лелианы произнес:
-- Нужно непременно сложить балладу о том, как посреди Мора, крови и смерти распустился настолько прекрасный и хрупкий цветок истинной любви.
-- И не забудь описать страдания несчастного отвергнутого красавца-эльфа, -- добавил еще один голос.
-- Да простит меня Создатель, сегодня я точно кого-нибудь убью, -- простонал Алистер.
Элисса рассмеялась и потянулась к его губам.
Утром опушка Бресилиана выглядела светлой и покойной. Но едва сунувшись в лес, Алистер понял, что дурную славу тот заслужил не зря. И дело было не только в оборотнях. Хватало и просто диких зверей, и чудовищных колдовских порождений, одно из которых едва не сгубило их всех -- благо Морриган и Винн успели развеять колдовство, увидев, как Алистер плавно оседает в траву, бормоча что-то о "выспаться, а потом можно и дальше". Сам он этого, к слову, совершенно не помнил, помнил лишь морозный вихрь, пущенный ведьмой, что заставил прийти в себя. Потом они с ужасом разглядывали нагромождения костей -- человеческих, эльфийских, поди сейчас разбери на казавшейся такой уютной поляне. Одного этого Алистеру за глаза хватило бы на всю оставшуюся жизнь, и совершенно необязательно видеть своими глазами ходящие и говорящие деревья, восставших из праха древних чародеев и свихнувшихся отшельников. Редкие шайки порождений тьмы в этом лесу вызывали едва ли не умиление -- такими знакомыми и понятными они выглядели.
Алистер честно пытался договориться. Наткнувшись на первую же... самку? Женщину? Он понял, что Затриан кое о чем умолчал. Эльфийка, которую проклятье превратило в оборотня, умоляла о последнем даре, и Алистер не смог ей отказать. Оборотни отнюдь не были безумными животными, жаждущими лишь крови, какими описал их Хранитель. А если он солгал единожды, бездумно верить всему остальному не стоило. И он пытался поговорить, призывая на помощь все свое невеликое красноречие -- но те, кто считал, что он идет убивать их, слушать не желали. И приходилось действительно их убивать, спасая собственную жизнь. Пробиваясь к последнему этажу древних эльфийских руин, Алистер начал было думать, что Затриан был не так уж и неправ, а та несчастная просто не успела еще лишиться рассудка. Но, наконец, с ним все же согласились поговорить.
Как он и предполагал, оборотни рассказали совсем другую историю. Так всегда случается, когда вражда длится годами -- все уже начинают забывать из-за чего все началось, помня лишь собственные обиды. Но убивать кого бы то ни было Алистеру расхотелось совершенно. Та, что звала себя Хозяйкой Леса, хотела переговоров. Затриан жаждал крови. И Алистер всерьез засомневался, на той ли он стороне.
Он ожидал, что первыми не выдержат оборотни -- от них прямо-таки несло злобой, жестокостью и ненавистью, но первым сорвался хранитель. Вот когда Алистер благословил Изольду, без которой он бы не очутился в аббатстве и не знал бы, как остановить мага, не убивая. Правда, чуть сам не сдох, но "чуть" не считается. А потом он взял эльфа за грудки, приложил о стену и, не слишком стесняясь в выражениях, спросил, скольких еще из своего клана он готов положить во славу древней мести. Рявкнул на Элиссу, которая сунулась под руку, но тэйрна не отступилась. Отобрала эльфа, обняла, что-то тихо рассказывая.
-- Моли своего бога, шем, чтобы тебе никогда не довелось узнать, каково носить под сердцем ребенка насильника! -- сказал Затриан, и Алистер приготовился было снова доступно объяснять Хранителю, в чем он неправ, но Элисса лишь кивнула, и продолжала что-то втолковывать, тихо и настойчиво.
-- Ты же сама знаешь, что такое этот огонь внутри, потушить который может лишь кровь врага, -- теперь в голосе эльфа слышалась лишь усталость.
-- Знаю. Но те, кто причинил тебе столько горя, давно мертвы. -- Теперь она говорила в полный голос. -- Так давно, что даже память о них забыта...
-- Нет!
-- Хотела бы дочь, чтобы ты почтил ее память кровью твоих людей? Неужели сын твой радуется, видя, как зло тянет за собой новое зло, как женщины твоего клана оплакивают мужей и сыновей? Как мужчины хоронят жен? Это твои люди, Затриан. Те, кто верят в твою мудрость и благость. Как ты платишь им за эту веру?
На миг Хранитель показался Алистеру уставшим и дряхлым. Потом эльф выпрямился.
-- Вы правы. Это тянется слишком долго.
Алистер было обрадовался, но когда тело Затриана упало на плиты, а вместо оборотней их окружила дюжина голых людей, он понял, что проблемы только начинаются. Не отпускать же их так, в лес, без штанов?
Одежду и еду они, конечно, выторговали. У эльфов. Лишившись всех своих сбережений. И Лелиана едва не отболтала язык, выдумывая, зачем им вдруг понадобилась такая прорва штанов и рубах. Еще и пришлось сочинить героическую оду о том, как хранитель пожертвовал собой, чтобы навсегда уничтожить оборотней -- и Алистер понял, что больше никогда в жизни не поверит ни одной героической оде. Потом они вели ошалевших от радости людей к ближайшей деревне, и право слово, Алистер предпочел
