Эльф перешёл на громкий, злой шёпот. Последние слова он договаривал уже на пороге собственного дома и собрался было открыть дверь, но девушка поднырнула под его руку, загораживая проход.
— Погоди, Вилль. Про какое колдовство ты говоришь? Всё верно, чаровники используют магию!
— Магия только одна — Природная! А то, что превращено в заклятья, не иначе, как колдовство! — свирепо, по слогам выговорил эльф.
Теперь Алесса поняла, что имела ввиду Марта, рассказывая о маленьком Вилле. Да только сейчас перед знахаркой стоял не голопузый волчонок, а матёрый волк, ощеривший клыки на свору псов-загонщиков. Впрочем, он мгновенно взял себя в руки и несколько виноватым тоном добавил:
— Природная Магия живая. Это не безвольное оружие, а сущность. Мы зовём её Альтея — Душа Мира. Её можно попросить о чём-либо, а можно заставить. Колодец в Равеннской Академии Магии — это колдовской капкан, ловушка для Альтеи, из которой она не выберется, пока люди не отпустят. Но они этого не сделают. Когда-нибудь Магию выпьют до последней крохотной капли… Не знаю, что случится тогда, но я предпочёл бы умереть раньше, чем наступят эти времена. Проходи.
Вилль толкнул дверь и слегка склонился перед знахаркой, приглашая в скромную обитель капитана-холостяка. В доме эльфа ничего не изменилось за два дня. Маленькую печурку без лежанки, сложенную у противоположной от входа стены, он не разнёс. Шкаф, вернувшийся из мира мёртвых при помощи молотка и гвоздей, всё также стоял между дверями в кухню и спальню. Напротив — неразлучное трио, которое в столице называли новомодным скадарским словом «гарнитур», а попросту, кресло, диван и столик. И всё та же зверская рожа, гнусно ухмыляющаяся из зеркальной рамы. Лепота!!!
— Хозя-аин, дай мне варренья! Только оно поможет бедному сстрадальцу! Оно одно! — не открывая глаз, проникновенно завыл с дивана кот.
— Нет тебе, пьяница презренный, ни прощенья, ни варенья! — шутливо сдвинул брови паренёк. — И, вообще, брысь!
Горестно вздыхая, домовой отполз в сторону и повис поперёк подлокотника, изредка демонстративно постанывая и не сводя алчного взгляда с поставленной на пол банки. К радости Вилля, Алесса вытряхнулась из шубки гораздо быстрее, чем засовывалась, и демонстративно обняла себя за плечи.
Спустя полчаса рыжие огоньки играли на поленьях в чехарду, а споры на диване разгорелись более чем жаркие. В нечисти Алесса разбиралась немногим больше Вилля, и вовсю отстаивала права истинных. Сама она знавала только одного метаморфа — Армалину — и ничего хищного за ней не замечала. Женщина с упоением обучала девочку своей излюбленной охоте — грибной, а за зверьём Алесса бегала ради самого азарта погони. Мясо предпочитала покупать у соседей. Никакой загнанный поджарый заяц не сравнится с парной крольчатиной под пряным соусом.
Домовой, видя, что на него не обращают внимания, перебрался на спинку дивана. Все трое до того увлеклись рассуждениями, что едва не передрались.
— Это — не оборотень! — доказывала Алесса, потрясая кулаком перед носом эльфа. — У оборотней не бывает красных глаз!
— Я точно знаю, это гигантская крыса-убийца! — радостно восклицал Симеон, показывая лапами, насколько это большая крыса. — Нашествие! Захват! Мыши придут к власти!
— Уйди от меня, пьянь! — гневался Вилль, отмахиваясь от домового. — От тебя валерьянкой несёт за версту! Какие мыши?!
— Мыши-оборотни!
— Вы оба сдурели! — кричала знахарка, махая кулаками уже на домового. — Какие мыши? Какие оборотни? Это что-то другое!
— Леший-шатун? Озверевшая кикимора? Русалка-выползень? — теперь уже эльф надвигался на Алессу.
— Озверевшшая лешшая, кикимор-шатун, русалкооборотень… Мы сошли с ума! Хозяин, иди, поставь чайку.
— Ты как с хозяином разговариваешь? — ахнула Алесса. И глядя, как Вилль, пожав плечами, безропотно отправился на кухню за чайником, потрясённо добавила. — Ну и семейка у вас — бардак!
Немногим позже, когда разомлевшее в блюдечках варенье стало покладистым, а душистый чай на малиновом листе смягчил охрипшие от споров голоса, разговор наконец-то перетёк в нужное русло. Вилль ковырял ложкой ягодки и думал, что не так всё и плохо. Алесса толком не разглядела красноглазую тварь, даже кошачье зрение не помогло — алые угольки, без зрачков и ресниц, висели в пустоте, словно сами по себе. Да, она ничем не помогла, но почему-то Вилля это не огорчило вовсе.
— В городе колдунов нет! — эльф бросил задумчивый взгляд на ранние зимние звёзды в окне. — Индикатор почуял бы тёмного, а после того, как сломался, только ты пришла. Видишь ли, тильзит распознаёт все чувства Магии, а настройка окрашивает их в разные цвета. А раньше у нас не случалось ничего! Самое страшное происшествие — потасовка за место на ярмарке или купеческий мухлёж. Хуже обвешенного покупателя может быть только, гм, покупательница. Уж поверь мне!
— А ты уверен, что в лесу никто не живёт?
— Уверен, мне бы сказали волки. Это — Дар, — юноша, опустив глаза, поддел ягодку.
— Но и метаморфом оно быть не может, через укусы это не передаётся. А вот проклятость — запросто, если укушенному не помочь вовремя, то он будет превращаться каждое полнолуние. Сейчас Сестра пошла на убыль, и ещё месяц зверя можно не бояться.
Вилль крепко задумался. Как зверь мог проникнуть в город? Чужую нечисть волки попросту не пустили бы, почуяв опасность. Во всяком случае, предупредили наверняка. Стая Тиэлле не тронула раненую Алессу, еле передвигавшую ноги, но волчица на следующую ночь выла под воротами до тех пор, пока Страж к ней не вышел. Девушка, сама о том не подозревая, попала в категорию «подзащитных Владыки» и летом спокойно собирала травы на лесных полянках и обрывала шишки с молоденьких сосен. Она чувствовала звериные взгляды, но, скорее, любопытные, чем угрожающие. Волчица отнеслась к новенькой горожанке, самозабвенно поющей на весь лес, как к забавной игрушке мягкосердечного Владыки.
Если Тиэлле каким-то образом не заметила пришельца, то как он миновал ворота? Конечно, разгильдяи стражники могли и отлучиться, с них станется! А что, если… Если кого из них подкупили? Значит, в городе появился чужак, которого приютил кто-то из своих.
— Арвиэль, ты вслух разговариваешь! — Алесса, цапнув последнюю баранку, торжествующе помахала ею перед мордой обездоленного кота. — «Нежить, нечисть или колдун»… У тебя сабли-то хоть посеребрённые?
— Позолоченные! Хочешь посмотреть?
Когда Вилль вытащил сабли из ножен, знахарка только и смогла, что открыть рот: клинки были явно тупые, в зазубринах и царапинах.
— Это от предшественника моего досталось — раритет, так сказать. Он ими и колбасу резал, и хлеб, и с бутылок горлышки сшибал, а как-то, — Вилль понизил голос, — в каменной стене себе выход пытался прорубить.
