– Матей! – предостерегающе произнес Балбрак, но Николас перебил его:
– Погоди, капитан! Эй, святой отец, а что – Ключник упоминается не только в святых письменах?
– Па-ално Ключников! Всякие Ключи и Ключники р-распространенный сюжет старинных преданий и сказок пр-р… про Потемье!
– Старый дурак! – громко кашлянул Балбрак.
– Сам такой! Щ-щас… Вот еще: жил-был король Бри… Бривмир. Так его звали… И возжелал он обрести бе… бессмертие. Посоветовался со своими мудрецами, а они ему и го… говорят: не вели казнить, вели миловать, государь, но никто не может избежать смерти. Каждый из нас с рождения носит с собой частицу Великой Тьмы… И ре… решил тогда король запереть свою тень так далеко, чтобы сама смерть не могла достать ее! Для этого приказал он придворному алхимику выплавить такой сундук, который не сломать и не вскрыть… А к этому сундуку выплавить замок, а к замку…
Тут Балбрак очень выразительно глянул на священника:
– Ты опять? Не слушайте его, господин императорский посланник. Болван, да к тому же и пьяный.
– Нет, почему же… – быстро проговорил Николас. – Очень интересно. И что было дальше, святой отец?
Но Матей уже опомнился.
– Н-ничего не было, – запинаясь, забормотал он. – Забыл. То есть не знал никогда. Ежели государь Император своим указом запрещает глупые суеверия, то я, конечно… всемилостивей… вший… Император, он того… этого… Уважаю!
Балбрак облегченно хмыкнул, поднялся из-за стола и осведомился:
– Сколько времени намерен провести в гарнизоне господин посланник?
– Мы переночуем, – ответил Николас. – И наутро двинемся дальше.
– Ужин вам сейчас принесут. Постели вы найдете наверху. А я с вашего позволения…
– Куд-да?! – завопил воспрянувший вновь отец Матей, громыхнув пустой кружкой. – Ни… никакого позволения! Сядь немедленно! Кто мне в Верпене проиграл бочонок поморского пива? Святой Патрик, что ли?
– Гы, – сказал Балбрак, опускаясь на скамью, – я ж тебе два раза уже по бочонку ставил, тушканчик ты проспиртованный!
– Я ж его с тобой и пи… пил! – возмутился отец Матей.
– Наравне…
– Наравне?! Да то, что у честного хр-р-р-ристианина называется глоткой, у тебя – клоака бездонная! – хихикнул священник.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что я пью больше тебя, селедка ржавая?
– Буйвол мохнорылый! Не больше, а быстрее! И не п-пьешь, а хлещешь!
– Гы. Уж не хочешь ли ты сказать, что сумеешь меня перепить?
– С Бо… Божьей помощью, – скромно потупился проповедник.
– Поспорим? – деловито предложил Балбрак, наклонился и, выпрямившись, бухнул на стол бочонок, в котором что-то тяжело плеснуло.
– Пр-р-р-роигравший ставит выпивку при следующей встрече, – провозгласил отец Матей. – Хотя… – глубокомысленно добавил он, – проигравших в нашем деле не бывает…
Прихватив мешок, где лежала шкатулка, Николас покинул жилище капитана. Проповедник его ухода не заметил. А Балбрак проводил «посланника» жгучим косым взглядом. Николас, не оборачиваясь, чувствовал это.
Выйдя наружу, он заметил лестницу, ведущую от крыльца ко второму этажу здания. Видимо, на втором этаже и предполагалось расположиться ему на ночлег. А где мальчик? Он, наверное, уже там. Спит уже, наверное. Поднявшись по лестнице, Николас толкнул дверь и обнаружил за нею тесную комнату, заставленную предметами мебели так плотно, что едва оставалось место между ними протиснуться. Четыре кровати – настоящих кровати, широких, с кривыми короткими ножками, с изголовьями, постельным бельем и подушками, стол с письменными принадлежностями, одежный шкаф и пустая стойка для оружия – судя по всему, здесь останавливались приезжие из центра Империи.
Мальчика не было.
Зато, шагнув вперед, Николас ясно ощутил чье-то присутствие. Пригнувшись, он извернулся змеей и выбросил вперед руки. Через мгновение в жестком захвате затрепыхался длинный тощий парень, затаившийся зачем-то за дверью. У парня клочками торчали бесцветные волосенки на голове, и огромные уши-лопухи подергивались, как крылья нетопыря. Николас прощупал парня взглядом – оружия на нем не было.
– Господин императорский посланник… – задыхаясь, просипел парень. – Это я… Фарфус… Фарфус Санжин. Господин императорский… я ж не хотел… Я, то есть… с вами хотел поговорить – и ничего больше…
– Для того и спрятался?
– Для того… То есть не для того! А чтобы эти… будь они прокляты… увальни лакнийцы меня не это самое… Пустите, господин императорский посланник, больно!
Николас захлопнул дверь и легко кинул парня на одну из постелей.
– Спасибо, господин императорский посланник… – вместе с кашлем выдавил из себя Фарфус.
– И о чем ты собирался со мной поговорить? – спросил Николас.
– Одну минуту…
Парень вскочил, проскользнул мимо посторонившегося Николаса к двери, приоткрыл ее, осторожно выглянул на лестницу, прислушался, тихо прикрыл дверь и обернулся.
– Важное дело, господин! – сказал он, задрав вверх указательный палец.
Когда Балбрак увел колдуна и проповедника к себе, Топорика пригласили перекусить. Ему не очень-то хотелось оставаться одному здесь, в огороженной частоколом заставе: воины смотрели на него кто пристально, кто исподлобья, а кто и вовсе предпочитал не встречаться с ним взглядом – зато тихие шепотки мальчик слышал за своей спиной постоянно. Николас сказал ему:
– Иди. Ни о чем не беспокойся. Скоро увидимся. – И он пошел.
В сопровождении двух воинов, не тех, из патруля, а других, невооруженных, но облаченных в кольчуги, Топорик проследовал мимо длинной конюшни дальше, по узкому ущелью между двух темных и приземистых солдатских бараков, еще дальше, через палатки и хижины, где селились жены и дети лакнийских наемников (меж хижинами бродили, сонно поквохтывая, куры, гуси и индюки), – к рядам столов, укрытых навесом из звериных шкур.
За столами, наверное, вследствие раннего времени (едва-едва занималась заря) никого не было. Толстяк в одной набедренной повязке, сопя и похрапывая на ходу поставил перед ним миску с холодной гусиной похлебкой и шлепнул прямо на стол половину козлиной ноги, всю в подтеках жира и прозрачных проваренных хрящиках. Придвинул большую жестяную кружку с чистой водой.
Утолив жажду, мальчик поел похлебку, а козлятину предусмотрительно завернул в полу плаща и оставил про запас. Толстяк, который спал стоя по его левую руку, разлепил глаза и прохрипел:
– Пошли на боковую…
– Мне бы со своими… – попросил Топорик, но толстяк уже шел, переваливаясь с ноги на ногу, потирая отвислые бока и бормоча что-то на ходу.
