Прохор замер, боясь пошевелиться. Он медленно повернул голову и… заорал на всю площадь.
— А-а-а!
Перед шутом стояла древняя, как мир, старуха, с глубоко посаженными, водянистыми глазами. Ее всклокоченные седые волосы, лезли в беззубый рот, а белая ночная рубашка обволакивала костлявое тело и хлопала на ветру вместе с бельем, что трепыхалось вокруг. В этот миг туча сорвалась с места. С неба ударил свет рогатого месяца, и от этого картина перед глазами Прохора стала еще ужаснее, чем прежде, а сам шут сделал вдох и заорал с новой силой. Толи все побоялись вмешиваться в происходящее, как это обычно бывает, толи на самом деле крепко спали, но, как бы то ни было, никто не высунулся в окно и не поинтересовался в чем дело.
В конце концов, организм не сдюжил. Голосовые связки Прохора устали от напряжения и сдались. Вой сменился хрипом и пропал вовсе. Шут и призрак смотрели друг на друга, хлопая ресницами.
— Ты чего орешь, будто приведение увидел?! — неожиданно произнесла старуха. — Ночь на дворе! Людей разбудишь.
Прохор сглотнул и попятился назад, но наткнулся на бесчувственную прачку.
— Ты… Ты…
Приведение наклонилось, и шут почувствовал, как седеют его собственные вихры.
— Не тыкайте, молодой человек, — просипела карга, — а то проткнете. И вообще, давно ли пошла мода обращаться на «ты» к людям, которые намного старше тебя самого, да к тому же еще являются царственными особами?!
Прохор открыл рот и подался вперед. Ну конечно же! Только теперь он заметил то, что упустил. Эта особа никто иная, как Феофания тринадцатая, мать нынешнего правителя Серединных Земель! Ее портрет висит на одной из стен замка. Правда, там она выглядит более привлекательной, если можно так выразиться. Художники всегда несколько приукрашивают свои работы, но чтоб настолько! Тут мастер явно переусердствовал. Но его можно понять. Напиши он правду, махом бы познакомился с палачом за один только крючковатый нос.
— Чтоб я сдох! — прошептал Прохор и замахал на старуху руками. — Чур меня, чур! Изыди, дух, сгинь, нечистая!
Старуха села на край бортика фонтана, опустила в воду руку и протерла свое морщинистое лицо.
— Сам ты нечистый! — сказала она. — Ты кто такой будешь?
— Я?! — Прохор никак не мог поверить, что вот так запросто разговаривает с приведением. — Я — шут короля Генриха. А вы… Вы же должны быть в могиле, в смысле, в фамильном склепе! Что держит ваш дух в этом мире?!
Бедный Прохор шарил руками по камням, в надежде найти хоть какое-то оружие. Свой пистоль он оставил в комнате, когда пришел из таверны.
— Тело меня держит, что же еще, — просипела старуха.
— Но вы же умерли давно! — не унимался шут.
— Да ладно?! — удивилась карга. — А я вот и не знала. И давно?
Балагур потер подбородок.
— Да уж лет двадцать как.
Теперь удивился призрак.
— Да? То-то я думаю, что меня все игнорируют. Выходит, они меня не видят? — старушка нахмурила брови и задумалась, — А ты меня, стало быть, видишь…
— Вроде того, — немного успокоился Прохор, но встать не решался. — И еще несколько человек, но только ночью.
— Вот оно как… Я когда еще живая была, читала в какой-то книге, что души умерших остаются в нашем мире только по двум причинам. Первая — это не завершенные дела, но у меня, кажется, таких не имеется.
— А какая вторая? — спросил шут.
— Вторая… — приведение подняло свои тусклые глаза на ночное небо, словно вглядывалось в звезды. Прохор последовал его примеру и окончательно успокоился. Судя по всему призрак ничего плохого делать не собирался ни ему, никому либо другому. — Вторая — возможно, на этом свете осталась часть меня, которая не погребена.
— Руки-ноги и голова на месте, — подметил Прохор.
— Да ты хохмач, — старуха смахнула призрачную слезу. — Неприятно осознавать, что тебя больше нет. Нужно срочно найти то, что от меня осталось. Не хочу вот так бродить, как тень.
Шут совсем осмелел. Он встал, отряхнул портки и сел рядом со старухой. За спиной шумел фонтан, раскидывая во все стороны брызги. Некоторые капли пролетали сквозь тело старухи и падали на булыжник. Наверное, со стороны зрелище выглядело более чем странно. Человек и приведение, которые мирно разговаривают под звездным небом. На мгновение пришла в себя прачка, но едва увидела странных собеседников, ойкнув, погрузилась в забытье.
— Так что же это может быть? — призадумался шут. — Кукла? Слышал я, что для них брали настоящие волосы.
— Нет, — сказал призрак. — Я настоящими людьми играла. Помнится, в моих шахматных партиях много народу полегло. Кровь ручьем текла. А сейчас в такие не играют?
Прохора передернуло от слов старухи.
— Нет, сейчас в моде более… спокойные игры. Крокет там всякий… Я вот чего подумал. Ведь Генрих, король нынешний, сын ваш. Кровь от крови, плоть от плоти. Может из-за него вы не в силах покинуть этот мир?
— Предлагаешь его убить? — карга посмотрела на шута.
— Заманчивая идея, — потер тот подбородок, — но я сейчас о другом. Возможно, он просто должен вас отпустить. Типа, дух моей матери, отпускаю тебя, покойся с миром, и все такое.
Теперь свои впалые щеки почесало приведение.
— А почему бы и нет?!
Старуха взлетела над парапетом фонтана и поплыла к стене, после чего исчезла за серыми камнями, просочившись сквозь них, а через пару минут из покоев сюзерена раздался душераздирающий вопль. Прохор вздрогнул. Набрав в ладони воды, он сбрызнул ей лицо прачки, и та открыла глаза.
— Пришлось притвориться, что я потеряла сознание, правда, я на самом деле чуть не того… Что это было?
— Ничего такого, с чем бы я не смог справиться. Всего лишь приведение, — улыбнулся шут. — Пойду-ка я спать, чего и тебе советую.
Прохор помог Хелен подняться и направился через площадь, чтобы скрыться в темном зеве арки.
Стоит отметить, что больше призрак давно умершей королевы никто не видел.
* * *
Генрих не вышел ни к завтраку, ни на утреннее совещание с Главным Министром и Советником. Он вообще не вставал с кровати. Его белоснежные шелковые простыни были смяты, а само Величество сидело, прислонившись к позолоченной спинке и натянув одеяло до подбородка. Его, до этого узкие, глаза бегали по сторонам. Придворный лекарь, осмотрев пациента, только развел руками и прописал, на всякий случай, настойку пустырника. Толстая сиделка с капором на голове пыталась впихнуть Генриху в рот ложку с похлебкой, но тот мотал головой, отчего варево выливалось на постель. Все вокруг недоумевали и беспокоились за здоровье государя, все, кроме королевы, пожалуй. Она заглянула в опочивальню сюзерена буквально на минуту, изобразила на лице грусть-печаль и исчезла.
