Андрэ Нортон - Грифон торжествует. Проклятие Зарстора

Хотя темнота и стала совсем непроглядной, Джервон, скакавший рядом со мной и указывавший путь лошадке с поклажей, не останавливался. А потом нас нагнала Элис, и так втроём мы скакали в один ряд в наступившей ночи.

Внезапно обе их лошади заржали и перешли на рысь, а за ними — и моя кобыла. Мы приближались к ручью, глубоко прорезавшему поверхность долины и представлявшему из себя узкий поток воды, бежавшей по тесному руслу. Однако в овраге этом вполне можно было найти укрытие и защиту. Когда мы разбили здесь лагерь, наступила уже абсолютная темнота. Я согласился на это, не имея больше надежды… и не зная, что мне делать потом.

И тут я вспомнил, как говорил Хирону, что поскачу на северо-запад в поисках своего племени (если только оно существует). Это заявление мало что теперь значило. Однажды я уже искал Джойсан здесь же, в этой полной опасностей стороне — когда её захватили мои враги. И у меня больше не оставалось сомнений, что я должен теперь снова отправляться на её поиски… Но на этот раз у меня не было никаких следов.

Если проследить за нашими жизнями с того момента, как переплелись наши судьбы, то можно заметить, что уже во второй раз это переплетение угрожает жизни Джойсан. Не потому ли, что в далёком детстве мы были обручены… или оттого, что я передал ей грифона и тем самым вызвал у Роджера заинтересованность ею? Если бы моя жизнь, со всеми её опасностями, не соприкоснулась с жизнью Джойсан, она никогда бы не попала в эту последнюю беду.

Ведь если бы она не считала себя связанной со мной обещанием быть моей леди (даже хотя я полностью отказался от всех прав на неё), она бы никогда не отправилась вслед за мной навстречу новым опасностям. Поэтому это была целиком моя вина, и если её ещё можно спасти, то это должен был сделать только я. В тот вечер я понял, что эта задача куда более важная, чем та, которую поставил передо мной Имгри. Какое мне дело до этих Долин, до их агонии, когда Джойсан поймана в неведомую паутину Тьмы?

Несмотря на усталость, голод, столь раздражавший меня страх, что я навечно поймана в ловушку, и ощущение давящей темноты, я обо всём позабыла, когда ко мне пришла мысль, как нужно использовать свою силу воли. Слабая надежда вспыхнула во мне: может быть, это и в самом деле тот ключ, который…

Ключ! Казалось, я словно очнулась от глубокого ночного кошмара. Пивор говорил о нём… А мне на ум до сих пор приходили одни лишь простые мысли о замках и дверях — но это было совсем другое! И если я права…

Я снова прислонилась к стене, готовая сражаться, но уже по-иному — используя свои новые силы. Прижав шар с грифоном к груди, я рискнула осветить пространство перед собой, обратив теперь всё внимание только на грифона, на его красные глаза.

Теперь я не искала Керована — нет. Сейчас на карту была поставлена более важная вещь — моё спасение. Если внутри меня и есть какая-то сила, то воля — моя тренированная воля — должна сосредоточиться на этом ключе!

— Выход! — не знаю, прошептала ли, прокричала ли я это слово вслух, или оно лишь прозвучало у меня в голове в ответ на отчаянные усилия. — Наружу!

И медленно, подчиняясь моей воле, новое видение стены стало охватывать меня, точно такой же, к какой я прислонялась, с одним только исключением: в ней была дверь, ведущая наружу!

От шара исходил жар, он весь пылал. Всё также я держала его и направляла это тепло в сторону. У меня нет тела, я не чувствую никакой боли, есть только воля — воля, требующая повиновения.

Наружу! И вновь шар вспыхнул ярким сиянием, испуская передо мной лучи света. Они перемещались, хотя я не меняла положения руки, не катала шар в ладони. А потом они слились в единый луч с жемчужным оттенком — словно встретив на своём пути какую-то материальную преграду.

Я повернулась в сторону, куда был направлен этот луч, и пошла, сохраняя в памяти картину того, что искала, что должна была найти. Сейчас для меня ничего не существовало, помимо этого луча света. Я бы, наверное, даже набросилась на те создания мрака, окажись они на моём пути.

Луч изгибался, петлял, пока наконец не вонзился, словно копьё, брошенное в цель, но не в стену, а в расщелину, длинную вертикальную трещину. И я последовала вслед за сияющим лучом в тот лаз. Проход был неровным, я часто спотыкалась об отдельные камни и скользкий гравий.

И как до того у меня устала рука, когда я размахивала поясом-плёткой, так и сейчас воля постепенно начала изменять мне. Луч пульсировал, уже не оставаясь цельным. Узкая расщелина круто понималась вверх, так что мне пришлось взбираться по ней. И при каждом шаге свет слегка тускнел, едва изменялось направление моих мыслей.

Мне стало казаться, что я никогда не вырвусь из этого ужасного сна, осуждённая навечно идти вперёд, едва переставляя ноги, спотыкаясь и падая на камни. Я изодрала в кровь пальцы на левой руке, пытаясь держаться за стену, в то время как правая рука совсем уже затекла и потеряла чувствительность, удерживая шар на весу. Свет, исходивший от него, становился всё слабее и слабее, и всё меньше становилось давление моей воли, вынуждавшей тело продвигаться вперёд.

Теперь сияние грифона едва ли было ярче того, что он испускал в пещере. Я заставляла себя, игнорируя всё остальное, карабкаться и карабкаться наверх, куда-то в неизвестность. И наконец до меня, совершенно изнурённой этим бесконечным подъёмом, дошло, что я снова иду по ровной поверхности. Вонь, что была внизу, куда-то рассеялась. Я немного приподняла подбородок и глубоко вдохнула. Ну, конечно, мои щёки обдували слабые струйки свежего воздуха!

Надежда придала мне новые силы. Я бросилась вперёд и почти что вывалилась в какое-то новое помещение. Стала озираться, сначала в замешательстве, а потом с растущим удивлением.

Я по-прежнему находилась под землёй, хотя далеко вверху виднелась круглая щелочка неба. В этом я была уверена: тёмная полоска с белыми крапинками не могла быть ничем иным, кроме как ночным небом и далёкими звёздами. Однако эта пещера смутно освещалась, хотя здесь не было ни факелов, ни ламп, ни костра. Этот бледный свет исходил от стен.

Комната, пещера — что бы это ни было — представляла из себя полусферу с ровным полом. Круглые стены повсюду тянулись вверх. Такая совершенная симметрия не могла иметь естественного происхождения.

Пространство разгораживало огромное число небольших перегородок, хаотически расположенных и образовывавших безумный лабиринт. Я не могла представить, для какой цели могло быть возведено всё это столь тщательно созданное переплетение квадратов, треугольников и других странных геометрических фигур. Некоторые были настолько малых размеров, что туда нельзя было даже поставить ногу, а другие — достаточно широки, чтобы служить проходом, ведущим в никуда.