Майрон постепенно осмелел и начал оглядываться по сторонам.
— Великий Марибор, я и понятия не имел, что трава может быть такой высокой, — сказал он в спину Адриану. — А деревья! Знаете, в книгах я видел изображения таких высоких деревьев, но всегда думал, что художники не соблюдают пропорции.
Монах ерзал на крупе, жадно рассматривая все вокруг.
— Майрон, ты вертишься, как щенок, — усмехнулся Адриан.
Озеро Уиндермер лежало у подножия голых скалистых холмов, словно лужица застывшего серого металла. Это было одно из крупнейших озер Аврина, но большая его часть все еще скрывалась за далеко уходившими в воду обрывистыми утесами. В водной глади отражалось серое небо, и от этого озеро казалось еще более холодным и пустым. В расщелинах меж камней не было видно ни людей, ни животных, и только несколько чаек, занятых своим птичьим делом, временами перелетали с места на место.
Через некоторое время всадники выехали на западный берег озера, усыпанный плоской, ошлифованной водой галькой величиной с кулак ребенка. Они двинулись вдоль берега под мерный и тихий плеск слабого прибоя. Время от времени начинал моросить мелкий дождик. Они видели, как расплывается четкая грань воды и неба по мере усиления дождя на горизонте. Потом дождь на время стихал, но серые тучи все так же продолжали свой неприкаянный полет в осенних небесах.
Впереди, как обычно, ехал Ройс. Еще на северном берегу озера он нашел едва заметные следы древней, почти исчезнувшей дороги, которая вела в горы.
Майрон наконец перестал вертеться в седле. Он все так же сидел за спиной у Адриана, но теперь как-то странно затих.
— Майрон, ты еще жив? — спросил Адриан.
— А? О да, простите. Я наблюдал за тем, как ходят лошади. Я следил за ними последние несколько миль. До чего интересные животные! Их задние ноги, кажется, наступают точно в то место, куда ранее ступали передние. Хотя ведь это не просто ноги, а копыта! Да, именно копыта! Энилина на старом наречии.
— На старом наречии?
— Старым наречием называют язык древней империи. В наши дни его почти никто не знает, разве что некоторые священники. Это мертвый язык. Уже во времена империи он использовался в основном как язык церкви, на нем велась церковная служба, но потом он вышел из употребления, и теперь на нем никто не пишет, не говоря уже об общении.
Адриан почувствовал, как Майрон снова положил голову ему на спину, и остаток пути ему пришлось следить, чтобы монах не заснул и не упал с лошади…
Свернув в сторону от озера, всадники начали подниматься в гору по дну широкого ущелья, окаймленного с двух сторон отвесными скалами. Чем дальше они продвигались, тем лучше различал Алрик очертания бывшей дороги. На всем своем протяжении она оставалась достаточно ровной, что нечасто встречается в природе, хотя местами была завалена камнями, а ее поверхность кое-где пересекали заросшие травой трещины. Несмотря на прошедшие века, под ногами все еще просматривались следы основательной работы давно забытых мастеров.
Несмотря на холод, непогоду и странные обстоятельства, благодаря которым он здесь оказался, Алрик вовсе не чувствовал себя таким несчастным, каким хотел казаться. Путешествие проходило на удивление спокойно. Принцу нечасто удавалось путешествовать без большой охраны, да еще в такую суровую пору года. Необычность ситуации, в которой он оказался не по своей воле, имела свое очарование, и Алрик с каждым часом все больше ему поддавался. Бесконечная тишина, хмурый день, монотонный цокот лошадиных копыт — все это сулило рискованные приключения, и ничего подобного ему еще не доводилось переживать. Все самые дерзкие его выходки происходили под присмотром слуг. Он никогда не оставался без их попечения, как сейчас, и ему никогда не угрожала настоящая опасность.
Лежа связанным в лодке, он задыхался от ярости. Никто и никогда не обходился с ним столь непочтительно. Посмевшего ударить члена королевской семьи подданного ожидала верная гибель, поэтому многие придворные избегали даже прикасаться к его особе. То обстоятельство, что его связали, как животное, принц воспринял как величайшее в мире унижение. Ему никогда не приходило в голову, что кто-то может причинить зло такой важной персоне. Поэтому он был совершенно уверен, что его вот-вот спасут преданные слуги, но вероятность такого исхода уменьшалась с каждой минутой по мере того, как они углублялись в лесные дебри на пути к Уиндермеру.
Он говорил совершенно серьезно, когда назвал минувшую ночь худшей в своей жизни, но утром, когда дождь прекратился и был съеден более чем скромный завтрак, у принца открылось своего рода второе дыхание. Грандиозная цель — поиски и обнаружение таинственной тюрьмы и ее предполагаемого узника — могла обернуться настоящим приключением. Более того, это отвлекало его от мыслей об отце. До сих пор все его силы были направлены на то, чтобы остаться в живых и выяснить личность убийцы короля.
Однако в те минуты, когда его спутники замолкали и воцарялась тишина, принц против воли снова и снова мысленно возвращался к смерти отца. В который раз он оказывался в королевской спальне и видел перед собой бледное лицо отца с крошечной капелькой засохшей крови в уголке рта. Алрик надеялся почувствовать хоть что-нибудь. Хотел бы даже заплакать, но не мог. Он ничего не чувствовал и все время пытался понять, что это значит.
В замке, без сомнения, все облачились в черные одежды, и коридоры оглашаются плачем. Так было, когда умерла его мать. Не было ни музыки, ни смеха, даже солнце, казалось, не показывалось больше месяца. Когда траур закончился, Алрик почувствовал облегчение, если не радость. Он винил себя в черствости, но в то же время ему казалось, будто тяжелый груз упал с его плеч.
Так было бы и теперь, будь он все еще в замке: угрюмые лица, плач и священники, передающие ему свечу, с которой он должен обходить гроб по кругу, пока они читают молитвы. Он уже выполнял эти обязанности, когда был ребенком, и всем сердцем ненавидел их до сих пор. Алрик радовался, что ему посчастливилось вырваться на волю. Меньше всего он хотел бы оказаться сейчас у этого колодца печали, который ему не под силу было осушить. Он решил отложить решение некоторых вопросов на будущее, а сегодня возблагодарить судьбу за то, что она позволила ему ехать по неизвестной дороге в компании чужих людей, которые не имеют для него никакого значения.
Адриан с монахом часто отставали, поскольку лошадь несла двух всадников вместо одного. Ройс натянул поводья, придерживая лошадь.
— Почему мы остановились? — спросил Алрик.
