«Человек, вызволивший меня из Изогнутой Башни, возможно, мертв, а я переживаю из-за наемника-оборотня, который привел долинцев, чтобы схватить нас!» – корила себя Миднайт.
– Кайрик, – тихо прошептала она, закрывая лицо руками, – я позволила тебе умереть. Я должна была спасти тебя, я должна была…
– Не кори себя, – мягко сказал Адон. – Ты сделала все, что могла.
Жрец обнял Миднайт за плечи. На мосту снова взвыл леопард.
– Келемвар! – задыхаясь, промолвила Миднайт. Она оттолкнула Адона и с трудом встала на ноги.
Молодой жрец схватил чародейку за руку и потянул вниз.
– Не ходи туда! – прохрипел он. – Мы не должны видеть Келемвара в таком состоянии. Нам ничего не остается, только ждать.
Миднайт с Адоном, дрожа в промокшей одежде, все же остались в лесу. Хотя Миднайт горько винила себя за смерть Кайрика и рвалась облегчить боль Келемвара, она понимала, что Адон прав. Иногда события выходят из-под нашего контроля, и мы бессильны что-нибудь исправить.
Им оставалось только ждать, что все само собой уладится.
«Если бы я могла заставить Адона оценить мудрость собственных слов», – подумала Миднайт, поворачиваясь к обезображенному жрецу. Адон сидел, скрючившись, у трухлявого бревна. Он закрыл глаза, словно о чем-то грезил. Но, глядя на страдальческое выражение его лица, Миднайт догадалась, что Адон снова вспоминает смерть Эльминстера в храме. Ей пришло на ум множество способов, как заговорить с ним о случившемся, но все они показались ей неуместными.
В конце концов она положила руку жрецу на плечо. Адон взглянул на нее, и чародейка, тепло улыбнувшись, промолвила:
– Адон, хватит обвинять себя в том, что произошло в храме Летандера!
Жрец, нахмурившись, отвернулся. Он подтянул колени к груди и обхватил их руками.
– Ты ничего об этом не знаешь, – пробормотал он, раскачиваясь взад-вперед и глядя на пенистую реку невидящим взглядом.
Миднайт вздохнула и тяжело опустилась рядом с Адоном.
– Мы не знаем, погиб ли старый мудрец в разломе. Эльминстер мог спастись, – сказала чародейка, гладя жреца по спине. – Лео был уверен, что его хозяин жив. И это дает нам надежду.
Адон никак не откликнулся на слова Миднайт. Тогда черноволосая чародейка схватила жреца за подбородок и заставила его посмотреть ей в глаза.
– Мы должны довольствоваться надеждой – ты и я.
Леопард вновь зарычал, и в уголках глаз Миднайт блеснули слезы.
– Ведь это все, что у нас осталось.
Адон пристально посмотрел на Миднайт:
– Но Сьюн…
– Я знаю, – мягко сказала Миднайт. – С этим тяжело смириться. Когда умерла Мистра…
Отталкивая Миднайт, Адон вскочил на ноги:
– Сьюн не умерла!
– Я и не говорю, что она мертва, – со вздохом сказала Миднайт. Чародейка встала и взяла Адона за руку.
– Если кто-то и умер, так это я, по крайней мере в глазах Сьюн, – пробормотал Адон. Он провел рукой по шраму, пересекавшему его лицо, и сморщился: – Я стал таким же проклятым, как и Келемвар. Она бросила меня из-за моих проступков, и этот шрам получен мною в наказание.
– Каких проступков? – взмолилась Миднайт. – Ты один из самых преданных жрецов, кого я знаю. Чем ты мог заслужить свой шрам?
Адон со вздохом отвернулся от чародейки.
– Я не знаю… Но, наверное, я совершил что-то ужасное! – Жрец закрыл шрам рукой и склонил голову. – Это самое худшее наказание из тех, что Сьюн могла мне послать. Я был когда-то красивым, и Сьюн мною гордилась. А теперь при виде меня люди съеживаются от страха или хихикают за моей спиной.
– Я никогда не отворачивалась от тебя, Адон, – ласково сказала Миднайт. – И я никогда не смеялась над тобой. Шрамы на теле заживут, и если Сьюн не захочет тебя, тогда, возможно, она не достойна преклонения. Кроме того, меня волнуют другие раны – те, что в сердце.
На мосту опять завыл леопард.
Адон повернулся, его глаза пылали гневом.
– Мы должны вести себя тихо, – проворчал он. – Келемвару не стоит знать, что мы рядом.
Миднайт кивнула. Она знала, что ее слова о Сьюн расстроили Адона, и решила больше не говорить об этом. Может быть, позже. Почти целый час они провели в молчании, прислушиваясь к шуму реки и реву леопарда на мосту. Наконец, когда завывания стихли и Миднайт и Адон поняли, что животное вновь превратилось в человека, они выбрались из своего укрытия и подошли к мосту.
Открывшаяся их взору картина кровавой бойни холодила душу. Посредине моста на животе лежал обнаженный Келемвар. Рядом валялись четыре истерзанных тела. Кровь и куски плоти длинными полосами покрывали мост, как будто леопард, в которого превратился Келемвар, долго таскал и раскидывал тела.
Адон снова вспомнил, как безжалостно были убиты священники в храме Тайморы перед началом битвы за Долину Теней, и почувствовал, что вот-вот лишится чувств. Однако жрец справился с поднимавшейся тошнотой и начал готовиться к тому, чтобы выполнить свой долг. Стерев пот со лба, Адон подошел к первому трупу. Он схватил мертвого долинца за руку, оттащил тело к краю моста и скинул труп в Ашабу.
– В море отправляется наше бренное тело, дабы воспарила душа наша, – прошептал Адон, и тело Бурсуса исчезло в реке. – Да обретешь ты покой, которого не нашел в этом мире.
Пока Адон выполнял свой печальный долг, Миднайт приволокла Келемвару его тяжелые доспехи и присела рядом. Потом она вскочила, побежала к лагерю долинцев и взяла оттуда одеяло, чтобы прикрыть бывшего возлюбленного.
– Не буди его, пока я не закончу, – сказал Адон, оттаскивая тело еще одного долинца к краю моста. Жрец остановился и посмотрел вокруг: – Так будет… лучше.
Миднайт кивнула и показала на кинжалы, свисавшие с пояса долинца:
– Прежде чем бросить его в реку, сними оружие.
Адон вздрогнул, и на его лице появилось выражение крайнего изумления.
– Я не мародер, – отрезал жрец.
Миднайт встала и отошла от Келемвара.
– Сними с них оружие, Адон. Оно нам понадобится больше, чем речным тварям.
Жрец замер. Словно окаменев, он так и стоял с раскрытым ртом над телом долинца, пока Миднайт собирала оружие. После того как чародейка обошла всех долинцев, Адон прочел над ними заупокойную молитву и сбросил тела в Ашабу. Хотя жрец не знал, имеют ли его слова какое-то значение в Королевстве Мертвых, он чувствовал, что если оставит мертвецов без благословения, то потом будет об этом сожалеть.
Когда последнее тело погрузилось в реку, Келемвар зашевелился.
– Миднайт! – воскликнул находившийся на краю моста Адон, показывая рукой на воина.
Темноволосая чародейка вернулась к Келемвару и коснулась его вспотевшего лба. В ту же секунду воин открыл глаза и схватил Миднайт за руку.
Боль пронзила чародейку.
