Рес же спокойно дослушал и принялся объяснять — шкурки на самом деле отличные, ничего, что летние, не только теплые шубы нужны, но и полегче одежа, выделанная шкурка еще дороже стоила бы, а небо накажет за жадность скорее Хидуха, чем Реса. Посоветовал Хидуху самому зайца выследить, подстрелить, освежевать, шкурку выделать. Потом стал увлеченно, в красках рассказывать, как добыл каждого зайца. В конце концов, Хидух был окончательно сломлен и подавлен, согласился отдать четыре медяхи за пять шкурок, и то одну Рес уступил по доброте — ну не умел Хидух торговаться. И врать тоже не умел, Рес видел, что не разорится он на шкурках. Останется с прибылью, хоть и небольшой.
Медяхами оказались бронзовые диски — как имперские серебряные размером, но не такие ровные. Хидух забрал шкурки и вернулся за свой стол. А как же обмыть сделку? Или здесь не принято? Странно, во всех человеческих странах принято.
Хозяин принес обещанное за куропаток угощение — жареная утка, вареный судак, грибы, объемистый кувшин и целая миска любимого лакомства имперской знати — икры красной рыбы. Ни хлеба, ни сыра, ни овощей. А Рес так надеялся. Посуда деревянная или глиняная, грубая. Косточек для еды не было, только в икре ложка — одна на двоих. Пришлось есть как все в этом кабаке — руками, а мокрого полотенца или чаши с водой тоже не принесли. Все-таки одичали местные, Рес и Леск, хоть и бродили по лесам уже не первый день, всегда ели косточками, пока Рес не оставил свои вместе с мешком в Бурном Плесе. Но и после этого заострял и обжигал на огне палочки.
Готовили в кабаке так себе — утка жестковата, грибы пережарены, рыба пересолена, а в кувшине брага из вываренного кленового сока — недобродившая и кислая, отвратная. Только икра хороша. В империи даже небедный человек может так и не попробовать икру за всю жизнь, дорого слишком. А Ресу повезло — в его приемной семье иногда покупали на праздник маленькую банку. Потому что деньги деньгами, а жизнь одна у человека.
Беглецы не только ели и пили, но и присматривались, прислушивались. К примеру, Рес так и не понял, откуда свет в сетчатых шарах, что освещают кабак. Всматривался — вроде бы, закреплено что-то маленькое на тонких проволочках посередине шара, но слишком ярко оно светится — колдовство, не иначе. А сами светильники выглядят слишком добротно сработанными, как для здешних мест — из тонкой проволоки (а ее надо уметь прокатывать), и переплетение очень аккуратное.
Большинство в кабаке было людьми смешанной крови, но Рес увидел и лесовиков, равнинников, горцев. За одним столом с Хидухом сидел явный поточник, даже с оберегами на шее, причем их было не шесть, а десятка два-три. Леск тоже заметила:
— У этого поточника восемь оберегов совершенно лишние. Разве что его суеверия не такие, как у других квай ирт.
А еще Рес увидел за дальним столом двоих мужчин в полотняной одеже, а не в шкурках, как остальные. Но это, допустим, неудивительно, раз Хидух предлагал полотно в оплату, другое удержало взгляд Реса — один из хорошо одетых был островянином. Настоящим, даже волосы в масле. А люди островов не могут без моря. Побережники и моряне, хоть и предпочитают жить на берегах, вполне селятся посреди пустыни, где вода только в колодцах, и неплохо себя чувствуют, но островяне вдали от моря чахнут, больше месяца-двух не выдерживают. Не умирают, с ума не сходят, зато тоскуют сильно. То злятся просто так на всех и все подряд, то слезу пускают, особенно женщины, то полное равнодушие на них накатывает. Спят плохо, едят мало и без удовольствия, да еще и много пьют. А этот островянин тосковать не собирался — сидел спокойно, слушал собеседника, посмеивался, прихлебывал из кружки. Недавно с моря значит, к тому же скоро к морю вернется, иначе бы уже сейчас тоска проявилась. Неужели спустится вниз по Колдунье? А может быть — и дальше пойдет, в человеческие страны? Может, он торговлю ведет — икру отсюда возит. И сюда найдется, что привезти, например выпивку — самое поганое вино лучше здешней браги. Нет, слишком островянин спокоен. Как будто море совсем недалеко… может быть, так и есть, а карта Леск неправильная?
Рес осознал, что слишком долго пялится на островянина, но тот как будто не заметил. Странно. Местные вообще казались невнимательными — друг друга не слушали, а только ждали, пока собеседник договорит, чтобы вставить свое слово.
Разговоры в кабаке велись скучные: про семейные дела, про погоду, про еду и выпивку. Но из пустой болтовни можно много полезного узнать, если вдумываться. Например, донеслось от соседнего стола:
— Все-таки надо бы нам и рыбы запасти сушеной, соленой можно. И чтобы не только на зиму. А то будет, как в этом году — отдали за еду все, что на икре заработали.
Или еще — женщина смешанной крови говорила с Хидухом:
— Так не уступишь бочонки-то? Ну, ты посуди, чем мы за них заплатим-то, пока нереста нет? Потом-то икрой рассчитаемся, а без бочонков в чем икру держать-то? В коробах снова протухнет.
— А разве вам можно верить? Бочку возьмете, а платить откажетесь. Вот если бы предложили что в залог.
— Да если бы было у нас что в залог, стали бы мы просить-то?! Уступи бочонок-то, не черни душу!
Стало быть, только икрой местные и живут. От нереста до нереста, и берут только икру, рыбу выбрасывают. А в остальное время едва не голодают. Хотя меньше чем в одном переходе полно дичи, а в реке рыбы хватает. Странные люди.
И с законами у них не все слава небу, раз могут взять бочонки и не расплатиться. Но души чернить боятся, это хорошо.
Расслышал Рес и голос того здоровяка-равнинника, что к Леск приставал:
— А чего он? Откуда я знать мог, что он взъестся так? Да и не делал я ничего, сказал только, что она тощая…
— А твою сестру тощей назовут? — вальяжно и презрительно протянули в ответ. Рес осторожно глянул, чей это голос — высокого предгорника, он сидел напротив равнинника, пил прямо из кувшина.
— Так я же сказал, что она сойдет, — визгливо мямлил здоровяк.
— А про твою сестру так скажут? Привык ты тут, что тебя все боятся. Осторожнее надо быть тебе. Поглядел бы, что эти двое похожи между собой, брат и сестра значит.
— Да видел я!
— А лука у него не видел? Считай, повезло тебе, что он тесак достал. А мог подстеречь тебя и стрелу в спину всадить. А может еще и всадит.
Здоровяк стал испуганно оглядываться, однако Реса и Леск не заметил. Встал и, все оглядываясь, вышел из кабака. Предгорник посмеивался, глядя ему в спину.
— И как тебе здешние люди? — тихо спросила Леск на языке побережников.
— Беспомощные они какие-то, — усмехнулся Рес. — Беззащитные. Драться не умеют, торговаться не умеют, врать и то не умеют. Этот, который к тебе приставать надумал, не тесака моего испугался и не лука, а глухого взгляда.
