– Дед… – выпучив глаза, прошипел разведчик.
– Тс-с! Опять орешь? – Дед тоже умел вращать глазами. – Что там? Докладай. Только тихо мне.
– Докладаю, значица. Охранение у фрицев с этой стороны – так себе. По два засранца через каждые саженей двадцать. Лежать или сидять на той стороне, спиной к нам, мордой к взлетке. Вобчем, нам они не помеха, так – мусор…
– А ну, без лирики мне! Ты докладай, а выводы я и сам сделаю, – прошипел Дед, в очередной раз сверкнув колючим взглядом. – Что еще?
– А, так – ерунда… Танки от дырки сорвались и поперли куда-то…
– Что? Куда?!!
Миколка махнул правой рукой – туда куда-то. Дед, скрипнув зубами, достал и развернул план – показывай, давай. Разведчик покрутил головой, оценивая сквозь нависающие ветки интенсивность окраски светлеющего неба, повертел чуток разложенной на траве картой и ткнул пальцем в конец взлетки. Дед присмотрелся к линиям на бумаге и, поискав глазами по лицам соратников, поманил к себе Семеныча.
– Что за хрень тут у нас?
Семеныч одел и тут же снял очки.
– Станция кислородная, командир. Она же – станция заправочная для баллисты, – пожилой партизан приподнял руку, предупреждая очередной вопрос. – Да-да, они, наверно, о том же подумали – заправку остановить. Да только поздно уже. Заправка закончена, а откачать обратно можно только из подземного центра… – он взглянул на часы, поднеся руку почти к самым глазам. – Нет, теперь только из кабины корабля. Поздно, в общем.
Командир кивнул – понятно. Семеныч снова приблизил к глазам наручные часы и посмотрел на тихо и незаметно сидящего неподалеку Славу, занятого самокопанием.
– А вам, молодой человек, пора бы уже, а то улетит ракета-то…
Тишина предрассветного леса, установленная в приказном порядке, и без того сонная, замерла на вздохе. Вячеслав оглядел как по команде обращенные к нему лица, задержался взглядом на вынырнувшей из-под плащ-палатки огненной шевелюре и запнулся на сдвинутых бровях Андрея.
– Да… – Слава сбросил с себя оцепенение. – Остаешься, значит?
Бывший разводящий одновременно неуверенно дернул плечами и решительно кивнул.
– Ладно. Тогда – удачи, – Кротков улыбнулся и пожал Андрею руку.
– И вам.
Дед тихонько прокашлялся в бороду и бочком подполз к Славе.
– Вот. Возьми, – он выудил из недр своей куртки сильно похожий на "вальтер" пистолет, протер рукавом и без того стерильную на вид боковую поверхность и протянул рукояткой вперед. – Гарная машинка, полицейская. Пригодится.
Вячеслав хотел было отказаться, но, взглянув на землистое лицо партизанского командира, молча взял протянутое оружие, засунул в карман комбинезона и, сняв с плеча автомат, также без слов положил его на землю перед Дедом.
Пожали руки.
Рыжая, сдернув с головы наушники, выбралась из-под полога полностью, бесшумно, как дуновение ветерка, подлетела к Славе и рывком чмокнула его в щеку серыми запыленными губами.
– Спасибо тебе… – Олеська чуть отстранилась, извлекла, кажется, прямо из воздуха дико не соответствующий окружающей обстановке белоснежный платок, лизнула его кончик острым розовым язычком и очень по-женски слегка потерла место поцелуя.
Кротков усмехнулся – такую "помаду" с его щек еще никогда не стирали – и легонько потрепал пропыленную копну волос.
Уходя в портал, Слава смотрел на замурованные в стекле лица, не надеясь их уже когда-нибудь увидеть и зная, что забыть их ему не суждено. Судьба у него теперь такая – все помнить. Всех.
Дмитрий сидел на краю громадной стремянки, которая являлась частью одной из удерживающих ракетный комплекс опор и упиралась широким мостиком в отрытый люк челнока. Болтая ногами в пятидесяти метрах от дна колодца, он пытался смастерить самокрутку из пожертвованной партизанами махорки. Получалось плохо. В конце концов (уже просыпав в бездну почти половину запаса махры), Базов сваял из бумаги небольшой кулек, изогнул его наподобие трубки, засыпал в него травку и, утрамбовав большим пальцем, подпалил.
С трудом сделав пару затяжек и от души прокашлявшись, Димон счел текущую тягу к никотину сполна удовлетворенной и щелчком отправил "козью ножку" в затяжной прыжок. Проводив окурок взглядом, плюнул вдогонку, рывком поднялся на ноги и полез в нутро челнока. Надо еще пошарить в кабине – интересно же.
Длинная винтовая лестница закончилась, наконец, открытым проемом в бетонной стене, и Клаус первым вышел на площадку лесов, опутывающих всю шахту с изделием. Несмотря на внушительный стаж службы на этой базе, в колодце унтерштурмфюрер оказался впервые – посторонние сюда не допускались, и заключенных на работы сюда не гоняли со времен строительства. Ракета поражала своими размерами и какой-то неземной неестественностью. По сравнению со ступенями носителя сам космический аппарат выглядел несколько комично и напоминал маленького белоснежного цыпленка, насаженного на здоровенный шампур. Настолько большой и толстый, что насаживание не удалось – так и торчал на кончике. Клаус оторвался от созерцания изделия, почувствовав, что шея начинает затекать, и, подойдя к перилам вплотную, глянул вниз. Дно колодца было скрыто облаком поднимающихся испарений, под пологом которого что-то жужжало, сверкало и двигалось, создавая впечатление некой фантастической механической жизни.
Вся команда, взятая начальником караула на операцию, уже вытянулась с лестничной площадки и ожидала дальнейших команд. Шарфюрер-проводник без слов тронул Клауса за рукав и показал жестом на участок лесов несколькими уровнями ниже и чуть в стороне. Проследив за направлением указующего пальца, унтерштурмфюрер увидел большое круглое отверстие в стене – тоннель, ведущий к центру управления. Оглядев бойцов, Клаус махнул рукой – вниз.
Преодолев лестничные пролеты между ярусами, фон Типпельскирх первым шагнул в темную дыру, слегка присвистнул, огибая громадную кучу взрывчатки, уложенную метрах в двадцати от порога, подал идущим сзади знак "внимание" и снял пистолет с предохранителя.
Замыкающий втянувшуюся в тоннель колонну боец оглянулся и краем глаза увидел падающий в дальней от него части шахты дымящийся комочек. Осмысливать данное явление он не стал – некогда было, да и повышенным любопытством простой караульный не страдал. Думать должны командиры.
– Белый, белый, я… Белый!!! Я – рыжик! Вас слышу! – Олеська вынырнула из-под плащ-палатки с горящими глазами. – Я – рыжик, прием!
Дед мгновенно напружинился и протянул руку к микрофону.
– Рыжик пророс, пророс! Как поняли? Прием… – Олеська сорвала с головы наушники и, сияя, протянула Деду.
Командир приложил один из телефонов к уху и зажал микрофон в кулаке.
