Маленькая наатийка подняла взгляд на вошедшего.
– Достопочтенный сир, принц перестал страдать. Дорнийские боги забрали его домой. Видите? Он улыбается.
«Откуда тебе знать? У него не осталось губ». Было бы куда милосерднее, если бы драконы сожрали его. По крайней мере, он бы умер быстро. Это же... «Сгореть заживо – страшная смерть. Неудивительно, что половина преисподних являют собой пекло».
– Прикрой его.
Миссандея накинула край покрывала на лицо Квентина.
– Что с ним сделают, сир? Он так далеко от дома.
– Я прослежу, чтобы принц вернулся в Дорн.
«Но как? Горсткой пепла?» Сжечь это тело ещё раз у сира Барристана рука бы не поднялась. «Надо отделить его плоть от костей. Не вываривать, а отдать жукам». Этим в Семи Королевствах занимались молчаливые сёстры, но тут, в Заливе Работорговцев, до ближайшей из них было не меньше десяти тысяч лиг.
– Иди ложись, дитя. Поспишь, наконец, в собственной постели.
– Если недостойная осмелится сказать, сир, вам лучше бы поступить так же. Вы полночи глаз не смыкали.
«Уже много лет, дитя. Со времён Трезубца». Великий мейстер Пицель как-то сказал ему, что у стариков потребность во сне меньше, чем у молодых, но дело было не только в этом. Сир Барристан достиг того возраста, когда появляется страх закрыть глаза и не открыть их снова. Другие люди, возможно, мечтают умереть во сне, но для рыцаря Королевской Гвардии это неподходящая смерть.
– Ночи чересчур долги, – ответил он Миссандее, – а дел у меня более чем предостаточно. И здесь, и в Семи Королевствах. Но с тебя на сегодня хватит, дитя. Ступай отдохни.
«И если боги смилостивятся, тебе не приснятся драконы».
Когда девочка ушла, старый рыцарь отвернул ткань, чтобы в последний раз взглянуть на лицо Квентина Мартелла – или на то, что от того осталось. Большая часть обугленной плоти отслоилась, обнажив кости черепа, а глаза превратились в лужицы гноя. «Лучше бы он и не покидал Дорн или оставался лягушонком. Не всем суждено танцевать с драконами». Селми вновь набросил на мальчика покрывало и задумался, прикроет ли кто-то вот так же королеву, или её неоплаканное тело так и останется лежать в высоких травах Дотракийского моря, устремив в небеса невидящий взгляд, пока с костей не опадёт гниющая плоть.
– Нет, – произнёс он вслух. – Дейенерис жива. Она улетела верхом на драконе, прямо у меня на глазах.
Селми повторял эти слова уже сотню раз... и с каждым днём в них верилось всё труднее. «Её волосы вспыхнули, я ведь и это заметил. Она горела... и пусть я не видел падения, сотни миэринцев готовы поклясться, что наблюдали его».
В город незаметно прокрался день. И хотя дождь не прекратился, на востоке забрезжил слабый свет, и вместе с солнцем в королевские покои явился Бритоголовый.
Скахаз был облачён всё в тот же наряд: чёрная юбка в складку, поножи и мускульная кираса. А вот зажатый под мышкой шлем в виде волчьей головы с высунутым языком был новым.
– Ну что, – спросил Бритоголовый вместо приветствия, – дурачок помер, верно?
– Принц Квентин скончался перед рассветом. – Селми не удивляло, что Скахаз об этом прознал. В пирамиде слухи расходились быстро. – Совет уже собран?
– И ожидает внизу чести лицезреть десницу.
«Я не десница, – хотела выкрикнуть какая-то часть его сознания. – Я просто рыцарь, телохранитель королевы. Я не желал власти». Но когда королевы нет, а король в цепях, кому-то надо взять правление в свои руки, а Бритоголовому сир Барристан не доверял.
– Есть вести от Зелёной Милости?
– Она пока ещё не вернулась в город. – Скахаз возражал против отправления жрицы на переговоры, да и сама Галазза Галар приняла возложенную на неё миссию без восторга. Отправиться к врагу ради мира она не возражала, но настаивала, что для переговоров с Мудрыми господами гораздо лучше подойдёт Хиздар зо Лорак. Но сира Барристана было не так легко сломить, и в конце концов Зелёная Милость кивнула в знак согласия и поклялась приложить все усилия.
– Как город? – спросил Селми Бритоголового.
– Все ворота закрыты и заперты согласно твоему приказу. Мы ловим по городу наёмников и юнкайцев. Пойманных выгоняем вон или заключаем под стражу. Вне всякого сомнения, большинство затаилось в пирамидах. На стенах и башнях, на случай штурма, выставлены Безупречные. На площади собралось сотни две знатных горожан, они стоят в токарах под дождём и громко требуют аудиенции. Толпа хочет освобождения Хиздара, моей казни, и чтобы ты убил драконов. Прошёл слух, что рыцари знают толк в этом деле. Из пирамиды Хазкаров всё ещё вытаскивают трупы. Великие господа Иеризан и Улез бросили свои пирамиды на произвол судьбы, оставив их драконам.
Всё это сир Барристан знал и без Скахаза.
– Сколько убито сегодня ночью? – спросил он, заранее страшась ответа.
– Двадцать девять.
– Двадцать девять? – Куда хуже, чем он мог предполагать. Дети Гарпии продолжили свою кровавую жатву два дня назад: три убийства в первую ночь, девять во вторую. Но двадцать девять вместо девяти за одну-единственную ночь...
– И ещё до полудня будет тридцать. Что ты бледнеешь, старик? Чего же ты ожидал? Гарпия хочет, чтобы Хиздара выпустили на волю, поэтому послал своих детей на улицы с ножами в руках. Как и раньше, все убитые – вольноотпущенники и бритоголовые. Один из них был моим человеком – из Медных Тварей. Возле каждого трупа нарисован мелом или выцарапан на стене символ Гарпии. Кое-где оставлены и надписи: «Смерть драконам», «Харгаз – Герой». Была ещё «Смерть Дейенерис», но её смыл дождь.
– Плата за кровь...
– Две тысячи девятьсот золотых с каждой пирамиды, да, – проворчал Скахаз. – Её соберут... но потеря нескольких монет не остановит Гарпию. Для этого нужна кровь.
– Это ты так считаешь.
«Речь снова про заложников – дай Бритоголовому волю, он всех перережет».
– Мы уже тысячу раз об этом говорили. Нет.
– Десница королевы, – с отвращением процедил Скахаз. – А, по-моему, старушечья десница, морщинистая и хилая. Надеюсь, Дейенерис вернётся как можно скорее. – Он закрыл лицо медной волчьей маской. – Твой совет начинает беспокоиться.
– Совет королевы, а не мой. – Селми снял мокрый плащ, надел сухой, повесил меч на пояс и вместе с Бритоголовым спустился по лестнице.
В это утро в зале с колоннами не было просителей. Хотя сир Барристан и принял титул десницы, но не дерзнул сам выслушивать просителей в отсутствие королевы и не разрешил делать это Скахазу мо Кандаку. По приказу рыцаря нелепые драконьи троны Хиздара выкинули вон, но десница пока что не стал возвращать в зал так любимую Дейенерис простую скамью с подушками. Вместо этого в центре зала поставили большой круглый стол и высокие стулья, чтобы присутствующие могли беседовать как равные.
