— Какого хрена ты тут делаешь?! — ору я, — как тебе хватило наглости явиться?!
От ненависти к Слонимскому меня просто трясёт. Вероятный заказчик убийства Довнер, возможный организатор покушения на Марину. Мало того, эта мразь натравила Кислого на моих родителей… Сейчас ты мне, сука, всё расскажешь! Выть будешь, пока корни священной рощи станут высасывать из тебя жизнь!
НА ВАС ПРИМЕНЁН НАВЫК "КРЕПКИЕ ПУТЫ"
ВЫ ОБЕЗДВИЖЕНЫ НА 5 МИНУТ
4.59… 4.58… 4.57...
Пока Шило отвлекал моё внимание, его сообщник подошёл сзади и наложил стан. Похер! Надолго вам меня не удержать.
Тянусь за божественным ножом, который режет абсолютно всё.
И вижу, что мой инвентарь пуст.
Полностью!
Все ячейки, даже ритуальный танто и легендарная катана, которые у меня невозможно забрать.
— Ты хотел поиграть с Шептуном, малыш? — вкрадчивый и незнакомый голос шепчет мне в ухо, — Играешь с вором, держись за карманы!
Глава 17
Модест Слонимский терпеть не мог дураков. Беда в том, что они окружали его всю жизнь. Дураками были те, кто смеялся, когда бабушка на детской площадке назвала его Мотей. Низкий ростом, но с пухлыми налитыми щёчками, Модест всегда гулял с бабушкой. Его мама и папа месяцами не появлялись дома, катаясь с концертами по всей необъятной стране.
Папа был дирижёром, мама первой скрипкой симфонического оркестра, и судьба Модеста была предрешена ещё с пелёнок. Объект его мучений, концертный рояль был куплен к пятилетию Модеста. К нему прилагалась высокая табуретка, чтобы коротышка Мотя мог дотянуться до клавиш. Чёрный приземистый рояль напоминал Модесту гроб и на долгие годы поселил в душу Слонимского-младшего страх и тоску.
Другие дураки, уже в детском саду окрестили Модеста "Слоником" и больно хватали его за кончик носа-пуговки, стараясь вытянуть в настоящий хобот. Модест плакал, но терпел. Навыки игры на рояле никак не помогали поднять авторитет в мальчишеской среде. Драться он не умел и боли боялся.
Пока другие дети играли в футбол, гоняли по пустырям облезлых котов и лазали на гаражи, Мотя учил гаммы, пьесы, рондо и попурри. Пока дураки хвастались друг перед другом фингалами и сбитыми костяшками, Модест ходил в галстуке-бабочке с идеальным, в ниточку, пробором.
Плохо было то, что дураки толкались,. отнимали сделанные бабушкой бутерброды и мелочь, и с разбегу запрыгивали на спину с криком: "Слоник, покатай!" Слонимский стискивал зубы и катал на себе дураков, веря каждый раз, что его день настанет.
"Тот самый день" был хмурым и дождливым октябрьским вторником. По дороге в музучилище, которое студенты звали "музилищем", Слонимский увидел объявление, написанное угловатым почерком на оборванном листке в клеточку: "В кафе "Лира" требуется музыкант".
Первой парой было сольфеджио. Идти на него не хотелось. Объявление висело прямо под выцветшими латунными буквами "Лира", и Модест, робея, толкнул тяжёлую дверь.
По слуху он играючи подобрал "А я сяду в кабриолет", и "Весна опять пришла...", соврал пожилой тётке администраторше, что ему 18 и в тот же вечер начал карьеру кабацкого лабуха.
Мотя быстро научился "раскручивать на заказики", передавать приветы "пацанам с Никитской от центровой братвы", и играть так, чтоб "душа сначала развернулась, а потом свернулась обратно".
Через пару месяцев он стал зарабатывать больше, чем мама и папа, вместе взятые. Но вместо того, чтобы внести свой финансовый вклад в семью, Слонимский с наслаждением свалил из дома и никогда больше там не появлялся. На память о себе заботливым родителям он оставил только рояль.
Долгожительница ресторанной сцены, хриплоголосая Марта с которой поначалу выступал Слонимский, имела привычку уже к полуночи нажираться в хлам, путать слова, или забывать их совсем.
Предприимчивый Модест прошёлся по музилищу и подтянул к бизнесу светловолосую "народницу" Светочку, у которой шансон получался ничуть не хуже, чем "тонкая рябина".
На задорные Светкины кудряшки и налитые сиськи башляли лучше, чем на старую клячу Марту, и Слонимский просёк фишку. К Светкиному вокалу добавилась подтанцовка с эротическим шоу. Хореографическое отделение в модестовой учаге тоже было.
Девки были молодыми. Им были нужны бабки. Путь к бабкам лежал через Слонимского.
Он перетрахал половину музилища, но спокойно, без огонька. Деловито, как кобель помечал всех, пропущенных через себя сучек. Лёгкие деньги развращают, и после виляния жопой на сцене, некоторые тёлочки продолжали танцы в постелях посетителей. Модест не ревновал, а брал свою долю. По-хозяйски.
А ещё он больше не прикасался к клавишам. Только к деньгам.
Вот тогда Модест Слонимский полюбил дураков. Пьяных дураков, которые просаживают шальные бабки на тридцатое по счёту исполнение песни "Фаина, ФаинА" для одноимённой курицы.
Женатых дураков, которые отваливают половину зарплаты незнакомой тёлке за быстрый отсос в подсобке.
Властных дураков, которых можно припугнуть блядским фотками, а потом получить подпись на любой бумажке.
Дураков в погонах, которые ради халявы прикроют от любых неприятностей. Больших и плечистых дураков, которые за грошовую зарплату готовы прикрывать Слонимского своими телами от всех опасностей.
Он обрастал знакомствами и связями. Через пару лет Модест выкупил "Лиру", назвал её "Птичье молоко" и превратил в стрип-бар. Тёлки крутились, бабки мутились.
Начальницей и фиктивной владелицей он поставил кудрявую певицу Светку. Никто не будет так жесток к женщинам, как другая женщина. Она гоняла девок нещадно, выжимая каждую копейку. С тех пор на все новые бизнесы и схемы он ставил своих постельных протеже.
Они были преданы Модесту до печёнок, и даже, приобретая в будущем новых любовников или мужей, не забывали, кому обязаны своим положением, поэтому не сдавали Слонимского ни перед налоговой, ни перед прокуратурой, ни даже перед судом.
Слонимский обрёл солидность. Он стал носить бархатную жилетку, курить трубку, держать себя как аристократ. Но внутри он оставался всё тем же курносым "Слоником", трусливым, но любопытным.
Когда к нему обратилась Криста, Модест поначалу хотел её послать. Но бывшая нищая провинциалка обрела респектабельность и лоск, которые дают только большие деньги. Их запах Модест чуял безошибочно. Поэтому вписался в авантюру с МосТехом. К тому же ему было любопытно пролезть внутрь большого серого здания, заселённого столичными "варягами", куда упорно не пускали посторонних.
Пошёл он туда не один. Криста подсуетилась и нашла приглашения для Толяна и Васяна, верных Модестовых быков, без которых он даже поссать не ходил. А вдруг кто-то нахамит Модесту Матвеевичу в сортире. Самому холеные ручки марать, что ли?
В игре Модест развернулся вовсю. Где ещё можно убивать и мучить людей совершенно без последствий? "Слоник" осознанно выбрал "тёмную сторону" и развлекался от души. Толян и Васян словно бульдозеры подминали под себя всякий сброд, а Модест привычно приставлял их к делу.
"Если слышен денег шелест, значит, лох пошёл на нерест", — приговаривал Слонимский. Бабки в МосТехе пёрли дурниной. Слонимский стриг лошков. Криста прикрывала от неприятностей.
Андрей Северьянов относился к худшему типу дураков. Слонимский называл таких "дурак с принципами". Их невозможно было купить. Только запугать или… Модест не любил оглашать этот процесс вслух, но подобные исходы в его карьере тоже случались. Нет человека — нет проблемы.
Модест его недооценил, отправил разбираться какого-то местного гопника. Ни родни, ни связей — особых сюрпризов игрока с ником Таргитай ждать не приходилось. И тут этот самый гопник внезапно пропадает, а Криста звонит и сообщает, этот хрен Северьянов оказывается вхож в самые высокие кабинеты МосТеха.
