поймала взгляд воина на своей груди: торчавшие соски не скрывала тонкая ткань. Фицпатрик отвернулась и достала из сумки нижнее бельё с расчёской.
Скользнув взором по телу любимой, Сид простонал. Та тут же выпрямилась, скинула с себя футболку и сердито посмотрела на вампира.
— Даже не мечтай, — бросила Лана, указав на него расчёской.
Сид вскинул руки и сделал невинное лицо, хотя его ухмылка, явно говорила о порочных мыслях.
— Ты прекрасна. Ничего не могу с собой поделать.
Он шагнул к Лане, но резко остановился, когда увидел, когда та из сумки достала пистолет и направила на него.
— Перестань лгать! На меня страшно смотреть.
Сид глянул на наставленное на него дуло: на нём повисли трусики. Чертовски сексуальная картинка!
— Не знал, что у тебя есть ещё один пистолет, — продолжая лыбиться, поддел он Лану.
— Вот именно, — хмыкнула та и поморщилась, когда Сид коснулся её распухшей щеки. — А теперь, любовничек, отстань. Я всё ещё на тебя зла и не в настроении отвечать на заигрывания.
Воину было сложно совладать с эмоциями: ведь он не привык извиняться, а тем более признавать вину. Да, он резковато отреагировал, но просто сильно переволновался за подругу. Знал, что она не виновата, но всё равно спустил на неё всех собак.
Судя по выражению лица, Лана прекрасно понимала, что с ним творилось.
— Серьезно, Сид, — предупредила она. — Я не в настроении.
Вампир стал на неё напирать и остановился, только когда дуло упёрлось ему в грудь.
— Стреляй.
Сощурив глаза, Лана тыкнула пистолетом в воина, а потом отвела в сторону оружие.
— Легче самой застрелиться, чем тебя укокошить, — со вздохом призналась Фицпатрик и убрала огнестрел в сумку.
Сид за подбородок приподнял лицо любимой.
— Не смей так говорить. Никогда! — указал он и провёл большим пальцем по её поврежденной щеке и с остекленевшими от ярости глазами прорычал:
— Хочу грохнуть сукина сына, посмевшего поднять на тебя руку.
— Я тоже, — отозвалась Лана и коснулась своего лица. — Чертовски больно. Очень устала, голова просто раскалывается, а ещё меня тошнит от того, что веду себя и лепечу, как малолетка.
Когда она на него взглянула, воин улыбнулся. Неудивительно, что он в неё влюбился. Лана определённо была для него всем миром.
— Мне не следовало на тебя срываться.
— Сид, мне без разницы: срываешься ты на меня или нет. Но вот если я в ответ огрызнусь, а ты меня проигнорируешь, то тебе несдобровать. — В глазах Ланы промелькнули разные эмоции: от самосожаления к гневу и, наконец, до болезненной обиды. — Ты мне не доверился. Для тебя я открытая книга: тебе известны все мои секреты, страхи, а сам о себе почти ничего не рассаживаешь. Я хотела тебе помочь, но ты от меня отгородился.
— Лана, я… — начал Сид, но умолк и отошёл.
— Да, ты – крутяка-воин, и тебе никто не нужен, но я всё равно хочу быть с тобой, — призналась Фицпатрик дрогнувшим голосом. — Однако, по чесноку, вряд ли смогу продолжать встречаться с тем, кто мне не доверяет. Сид, мне нужен не только любовник, но и партнёр. Я опираюсь на тебя, а ты – на меня.
— Я родился и вырос под опекой священников. Когда дети вырастали, их выбрасывали на улицу, если никто не решался принять их в семью. Мне не повезло: никто не захотел усыновить мальчишку-переростка, а вот священнослужители, наоборот, решили оставить меня при церкви, чтобы я на них пахал. Выполнял все их задания из-за страха оказаться выкинутым в мир, которого совершенно не знал. Потом они решили, что я им больше не нужен и выкинули на улицу. Через два дня меня поймали за кражей хлеба.
Сид умолк и зажмурился – не хотел видеть реакцию Ланы. Никому об этом не рассказывал, но и никогда не забывал: запахи, страх, голод, одиночество, но самое главное – ужас от того, кем стал.
— Я был переростком, поэтому меня выкупил из тюряги Алексио Милона, ланиста… тренер гладиаторов.
— Так ты был гладиатором? — широко распахнув глаза, ахнула Лана.
— Я стал рабом, сражался на арене ради развлечения богатеев, — с ненавистью, сквозившей в каждом слове, прорычал Сид, а потом отошёл, опёрся рукой о стену и склонил голову.
— Как можно признаться женщине, которую любишь больше всего на свете, что был рабом? Ел с пола объедки. Меня приковывали цепью к стене и пороли, как собаку, пока не соглашался выполнять любой приказ. — Воин почувствовал мягкое прикосновение руки к спине, но не обернулся, только вздрогнул. — Как выстоять, зная, что любимая может с брезгливостью отвернуться, потому что мне приходилось убивать из-за куска хлеба и плошки воды, чтобы смыть грязь с тела и, променяв душу дьяволу, в конечном итоге снова выйти на арену?
Поднырнув под руку вампира, Лана на него посмотрела.
— А теперь объясни: как женщина может не влюбиться в мужчину, который сумел пройти через весь этот ад и выжил? Остался порядочным, а не монстром, желавшим всем отомстить за утраченное детство и юность. — Сид поднял голову и встретился с ней взглядом. — Я вижу, какой ты на самом деле. Несмотря на чудовищное прошлое, как мне тебя не любить, Сид Синклер?
— Я убивал ради потехи других, — прорычал воин, не отводя глаз от Ланы. — И мне это нравилось. Единственное удовольствие, которое мог получить от жизни. В каждом лице убитого, я видел тех, кто меня поработил. Я чертовски хорошо сражался на арене, как и все мы. Лана, всегда помни: я чудовище. Не человек. Вампир!
— А я женщина, — возразила Фицпатрик, касаясь рукой его груди, — которая так и не научилась готовить, как подобает моему полу, ненавидит убираться и предпочитает проводить свободное время в тире.
Золотистыми глазами воин внимательно всматривался в лицо Ланы.
— Сомневаюсь, что смогу полюбить женщину, которая не умеет готовить.
Она медленно провела рукой по груди воина к поясу джинсов.
— Но я хороша в другом, что намного лучше готовки. — Фицпатрик крепко сжала член сквозь джинсы, глаза вампира вспыхнули страстью. — Сид, я тебя люблю. Ты – мой, а я – твоя, остальное
