Они опять поднялись на пятый этаж, и санитарка отперла металлическую дверь. За ней тянулся коридор, заканчивавшийся еще одной дверью, тоже, разумеется, закрытой. Санитарка повернула ключ в замке, и Сэра с Вив застыли на пороге, оглушенные представшим их взору кошмарным зрелищем. Голые дети лежали на клеенчатых матрасах, в кроватях за высокими железными решетками — ни дать ни взять звери в клетках. Они лежали в лужах мочи, на своих экскрементах. Некоторые были в самодельных смирительных рубашках.
Сэра вспоминает: “У меня перехватило дыхание, когда я узнала некоторых малышей из тех домов ребенка, что я посещала. В кроватке возле самой двери лежал Дима из дома ребенка № 17. Он тоже узнал меня и пополз ко мне по мокрому матрасу. Нормальный с виду малыш, который запрыгал в угловой кроватке, тоже показался мне знакомым. Это был Алеша из дома ребенка № 4”.
Сэра высматривала Ваню, но, прежде чем она нашла его, санитарка выставила ее из палаты и закрыла дверь.
Женщин привели в комнатку для свиданий, и Вив прошептала Сэре на ухо:
— Они прекрасно знают, что творят беззакония, поэтому не хотят пускать свидетелей.
Ваню принес подросток. На ребенка нацепили какие-то несуразные вылинявшие одежки: рубашку в черно-зеленую клетку из грубой ткани и мешковатые пижамные штаны. Дополняла картину нелепая фиолетовая кофта.
Как обычно, первым делом Ваня сообщил самое главное.
— Я хочу спать, — едва слышно проговорил он. Видно было, что он изо всех сил старается одолеть воздействие сильных седативных препаратов. Сидеть он был не в состоянии и, как старичок, привалился к спинке стула.
Сэра показала ему фотографию Андрея и спросила, кто это. Сначала Ваня ответил, что это он сам, потом чуть подумал и сказал:
— Андрей.
Они не пробыли вместе и трех минут, когда пришла воспитательница — проверить, все ли в порядке. Сэра спросила, есть ли у детей игрушки. Конечно, ответила та, целая игровая комната. Ваня повернул голову и наградил воспитательницу взглядом, который был понятен без слов:
— “Ну и вранье”.
Воспитательница дала им еще пять минут.
“Мы были намерены еще раз осмотреть комнату, в которой, как мы поняли, Ваня проводил двадцать четыре часа в сутки. Мы вошли, и Дима опять пополз ко мне через лужу на матрасе. Я протянула к нему руку, но меня грубо одернули. Когда я отдавала Ваню воспитательнице, он прошептал мне на ухо:
— Я буду думать о тебе”.
Подростки хотели проводить Сэру и Вив до выхода, но воспитательница не разрешила. Она лишь махнула рукой в сторону лестницы и потащила подростков обратно в отделение.
Уже выйдя на крыльцо, Сэра и Вив с удивлением услышали голоса, доносившиеся из окна. Лиц за решеткой видно не было, но они заметили махавшие им на прощание руки. Подростки кричали:
— Пожалуйста, приезжайте еще! Приезжайте завтра. Завтра у нас будет лучше. Приезжайте, пожалуйста!
До автомобиля женщины добирались в состоянии шока.
Вив пыталась осмыслить увиденное:
— В домах ребенка воспитательницы похожи на смотрительниц в зоопарке. А здешние просто тюремщицы. И что-то уж очень быстро нас выпихнули. Как будто мы навещали арестанта.
— Особо опасного арестанта — убийцу. — Некоторое время они молча ехали по полю. — Самое ужасное, что эта психушка стоит в стороне, подальше от любопытных глаз. Раньше нацисты так же строили концентрационные лагеря. И людям легко было говорить, что они понятия не имели о творившихся там ужасах.
— Сэра, мир должен узнать об этих детях.
— Согласна. Но с чего начать?
— У тебя муж журналист. Пусть напишет статью.
— Боже мой, да разве я его не просила? Тысячу раз! А он знай твердит, что это ни для кого не секрет. Газета ждет от него совсем других статей — о возвращении к власти коммунистов.
— А ты расскажи ему, что мы сегодня видели. Может, он и сам сюда прокатится?
Сэра и Вив добрались до городского центра. Плакаты на всех углах сулили людям счастливое будущее, если они проголосуют за переизбрание Ельцина. Сэра ясно видела, что за обещаниями свободы и благополучия не стоит ничего, кроме пустоты. Обыкновенный обман. Для бедных и обездоленных в стране ничего не изменилось, зато власти предержащие богатели с каждым днем. Как может общество называть себя свободным, если оно без всякой причины посадило под замок тысячи своих детей?
У Сэры оставалось еще одно дело. Она попросила Вив высадить ее возле дома ребенка № 10. В первый раз она не боялась, что ее выгонят. Адель послала ее с заданием, и теперь она приехала отчитаться. К своему удивлению, во дворе под липой Сэра увидела два манежа с так называемыми безнадежными детьми. Это был один из редчайших случаев, когда их вынесли во двор глотнуть свежего воздуха. Малыши с призрачно-белыми личиками лежали неподвижно, точно так же, как в помещении, только моргали от яркого света. Словно ночные существа, неожиданно оказавшиеся на солнце. Три малыша сидели в ходунках. На сей раз их не привязали к манежу, но двигаться они все равно не могли, потому что колеса застревали в траве.
Адель суетилась возле манежа, одна стенка которого порвалась, и затягивала дыру старой веревкой.
Сэра приблизилась. и Адель поглядела на нее снизу вверх.
— Я только что видела Ваню, — вырвалось у Сэры, которая даже не поздоровалась с Аделью.
— Вот спасибо, вот спасибо. Как он там?
Адель сцепила руки в знак благодарности за то, что ее желание было выполнено.
— Вы были правы, Адель. Это ужасное место. Даже хуже. И я не понимаю, как Ваня оказался там.
Откуда-то появились воспитательницы, которые тоже хотели услышать новости.
— Это концентрационный лагерь. Других слов для этого кошмара у меня нет.
Воспитательницы затаили дыхание от смелости Сэры, произнесшей запретные слова. Адель закрыла глаза, словно желая отстраниться от услышанного.
— Я не понимаю, — продолжала Сэра, не выбирая слов, — почему вы посылаете своих детей в такие заведения?
Адель словно язык прикусила. И тут заговорила одна из воспитательниц:
— Это не мы. Над нами Министерство здравоохранения. А эти заведения подчиняются другому министерству — Министерству социального
