можем купить что-нибудь еще.
Вика схватила коробку с ботинками и торопливо попрощалась с бабушкой, напомнив, чтобы не забыла почитать Библию.
Уже в машине Вика обратила внимание на большой черный фотоаппарат, вероятно профессиональный, который лежал на заднем сиденье.
— Вы не сможете пронести фотоаппарат в психушку. Если там узнают, что вы журналист, беды не оберешься. Не то что вас, и меня больше на порог не пустят.
— Но мне необходимы снимки. Нет фото, нет статьи.
Вика поняла, что без осложнений не обойдется. Она объяснила, что просто так ворваться к детям нельзя. После визита пианиста Сергея персонал интерната утроил бдительность. Дело в том, что Сергею удалось незаметно заснять происходящее в психушке на видео, и материал был показан по российскому телевидению. Директор пришел в ярость и в наказание вдвое урезал зарплату сотрудникам. Путь в детское отделение подсказала Сергею именно Вика, но, к счастью, об этом никто не знал. Она отлично понимала, что афишировать свое знакомство с Сергеем ей вряд ли стоит.
Поездка продолжалась в неловком молчании. Правда, движение на дороге было оживленным — люди уезжали из города на выходные.
Вика заговорила, лишь когда они поравнялись с рынком. Она провела Алана мимо многочисленных ларьков, торговавших водкой, джин-тоником в банках, сигаретами и сникерсами, к прилавкам с овощами и ягодами.
Приближаясь к крестьянского вида женщине, Вика сразу “положила глаз” на ее огурчики, лук и свеклу. Отдельно стояла единственная пластмассовая коробка с черной смородиной. Ягоды были большие и сочные, как раз такие, как надо Ване, подумала Вика. Алан сказал, что заплатит сам, и после несерьезной попытки поторговаться сунул женщине столько денег, сколько Викиной бабушке хватило бы на неделю.
Алан спросил Вику, не купить ли ей булочку, и она, не подумав, показала на чебуреки, которыми торговал грузин с римским носом и стоявшими дыбом усами:
— Может быть, вот это…
В ту же минуту ей стало совестно — получилось, что она выпросила чебурек. Да еще продавец подмигнул ей и похотливо усмехнулся, открыв рот, полный золотых зубов, окончательно вогнав Вику в краску.
Забрав покупки — сладкую булочку, два чебурека и бесценную черную смородину, — они вернулись к машине, и здесь им бросился в глаза рекламный щит с надписью “Fast Food”. Вике еще не встречалось это английское словосочетание. Без всякой задней мысли она спросила:
— Это что, еда, которой вы питаетесь в пост?
Алан приветливо улыбнулся:
— Учитывая количество постных дней в православном календаре, такой бизнес принес бы кучу денег.
Пока они ходили по рынку, атмосфера несколько разрядилась. Алан спросил, чем Вика занимается, и она сказала, что работает секретарем в финской строительной фирме, а по вечерам изучает Новый Завет. Занятия иногда затягиваются до полуночи. Так что на работе она появляется не в лучшей форме, да еще без конца отпрашивается, чтобы съездить к Ване. Кажется, ее начальник начинает терять терпение.
— Так зачем же вы навещаете Ваню?
— Меня об этом еще никто не спрашивал, — ответила Вика. — А вы уверены, что ваша статья поможет ему? Что вы собираетесь написать?
— Пока не знаю. Обычно я не делаю сентиментальных репортажей. Британская пресса не занимается помощью отдельным людям, она провоцирует скандалы. Сначала я подам сигнал, а там посмотрим, какая на него будет реакция.
— Что это значит?
— Это значит, что мы посмотрим, какой будет резонанс.
За пределами Москвы машин стало меньше, и теперь по обе стороны дороги тянулись поля. Вика еще раз подумала, как было бы хорошо взять Ваню на пикник. Вот уж он будет счастлив.
Но вот они выбрались из автомобиля. Вике показалось, что природа затаила дыхание. Солнце скрылось, ветер стих, даже птицы умолкли и попрятались. Наверное, будет дождь. Ворота, несмотря на взбучку, полученную охранниками за Сергея, стояли открытыми. Однако Вика рано успокоилась. Не успели они войти в здание, как перед ними выросли два плечистых охранника в солнцезащитных очках, как будто прыгнувшие сюда прямиком из голливудского боевика. Вика испугалась: как же пробраться наверх, да еще с иностранцем в придачу? Однако она не выказала своего страха, напротив, небрежно бросила на ходу, что они идут к главному врачу, благо его имя она помнила твердо. Алан разумно молчал, и охранники их пропустили.
Появились и другие признаки того, что охранники теперь не последние люди в больнице. Единственное стеклянное окошко в двери детского отделения было забито куском фанеры, словно завершая изоляцию детей от внешнего мира. Вика решительно постучала в дверь, и несколько минут спустя к ним выглянула воспитательница.
— Без разрешения нельзя.
— Я к Ване! — Вика не собиралась сдаваться. — Я постоянно к нему хожу. Директор меня знает.
— Теперь у нас другие правила.
— Я всю неделю названивала, чтобы получить разрешение. Не моя вина, что у вас телефон не работает.
— Ну ладно. — Викин напор подействовал. — Пятнадцать минут.
Вонь от мочи и экскрементов в жару была еще ужаснее. Вика провела Алана в комнату с белым кафелем и попросила подождать.
— Я должен взглянуть на комнату, где детей держат в клетках. Мне надо все увидеть своими глазами.
— Не надо, прошу вас. Это покажется им подозрительным. Делайте, как я говорю, или нас выгонят.
Вика отправилась за Ваней. Воспитательница следовала за ней по пятам. Вика спросила, нельзя ли ей погулять с Ваней:
— Ему нужен свежий воздух.
Воспитательница и слышать ничего не желала:
— Вы что, не видите, что собирается дождь? А вдруг он у вас промокнет?
Когда она ушла, Алан заметил:
— Как летний дождь может повредить ребенку? На самом деле ему вредит круглосуточное пребывание в кровати.
Вика поставила Ваню на коленки в кресле около окна, чтобы он смог посмотреть на двор, и сама села рядом. Снаружи не было никакого движения, разве что бегали бродячие собаки. Упали первые капли дождя, и Вика, протянув руку между прутьями, показала эти капельки Ване.
— Дождь… Помнишь, это дождь?
Однако Ваню больше заинтересовала коробка с черной смородиной. Как ни трудно ему было, он все же брал ягоду за ягодой и отправлял
