Повернувшись к Ингрид, Хейке сказал:
— Приведи сюда Руне!
Она тут же исчезла.
Злобно глядя на них, Сельве сказал:
— Вам хорошо известно, что вы в моей власти. Мне достаточно только позвать, поманить — и мальчишка мой! Все остальные меня не интересуют.
— Я твой сын, Сельве, о чем я всегда сожалел, — сказал Хейке. — Я ненавидел тебя всю свою жизнь. Поэтому я не позволю тебе схватить Габриэла. Я не позволю тебе погубить еще одного ребенка.
— Тоже мне, погубить… — с сомнением в голосе произнес Сельве. — Ты же стал всеми уважаемым, большим человеком!
— В этом не твоя заслуга. От тебя я узнал только о темных сторонах жизни.
— Наверняка тебе пригодилось это потом.
— Никоим образом! Злоба и ненависть никогда не приводят ни к чему хорошему. Всю жизнь я боролся против своего отвращения к тебе. И я не смог его побороть.
Глаза Сельве сузились. На лице его появилось выражение удовлетворенности, голос стал убаюкивающим, когда он произнес:
— Не начать ли мне с этого верзилы, который стоит рядом с тобой? Который якобы жил в мое время… Да, конечно! Конечно, теперь я вспомнил! Ты, конечно же, Ульвхедин, которого я однажды встречал в молодости! А дама, столь невежливо исчезнувшая куда-то, конечно же, Ингрид! Теперь не так-то легко вспомнить такие пустяки. Но если я сейчас начну манить к себе Ульвхедина… Что скажешь ты на это, мой уродливый отпрыск?
Хейке ничего не ответил. Он знал, что ему не справиться с Сельве, как это было во времена его детства. Но он мог, по крайней мере, защитить Габриэла, пока им не удастся найти какой-нибудь выход.
Но, кажется, надеяться им теперь не на что.
— Хейке, — произнес Ульвхедин. — Этот мерзавец начал воздействовать на меня. Единственное, чего я теперь хочу, так это перейти на его сторону. На меня никогда не действовала такая мощная притягательная сила.
Хейке глубоко вздохнул. Он и сам начал ощущать, какой пустой становится его голова. Воздействие стало распространяться также и на него.
И тут явилась Ингрид вместе с Руне. Сельве не обратил на них никакого внимания, пока Руне не встал перед Ульвхедином.
— Какого черта ты стоишь тут? — прорычал Сельве. — И что ты за выродок такой? Неужели они не могут больше плодить нормальных людей?
Руне не обращал на него никакого внимания. Взгляд его был направлен прямо на маленькую альруну, по-прежнему висевшую поверх ослепительно белой рубашки и вышитого жилета Сельве.
— Не навлекай позора на свой род, — сказал Руне, обращаясь к альруне. — Ты же знаешь, кто я, не так ли? Как король над всеми корнями мандрагоры, я приказываю тебе отвернуться от этого ничтожного господина, которому тебе случайно пришлось служить. Его власть больше не распространяется на тебя. Обрати против него свою жажду мести!
— Что? С кем это ты говоришь, жалкая тварь?
И в следующий миг все увидели, как мандрагора на груди Сельве раскалилась докрасна. По рубашке и жилету стали расползаться черные пятна, вся одежда его загорелась. Сельве закричал, пытаясь потушить руками огонь, но ему это не удавалось. И тогда он сорвал с себя мандрагору и отшвырнул ее прочь.
Когда куски обгоревшей рубашки и жилета упали на землю, Руне остановил пламя одним движением руки и сказал:
— Помнишь, Сельве, как последний раз мы встретились в Германии? Тогда я защитил твоего несчастного маленького сына от твоей попытки убить его.
— Не болтай чепухи! — взорвался Сельве. — Кроме нас двоих там никого не было!
— Если бы так! Вспомни все, и ты поймешь, что ошибаешься. Разве ты не помнишь, что случилось тогда вечером? Что-то обвило тебе шею и не отпускало до тех пор, пока ты не оставил в покое мальчика.
Сельве побледнел. Он с трудом подбирал слова, глаза его горели.
— Это была всего лишь та или иная форма колдовства, — через силу произнес он. — Но какое тебе до всего этого дело?
— Возможно, это был я, — негромко произнес Руне. Сельве замер, как вкопанный, переводя взгляд с Руне на Хейке и обратно. Потом повернулся и бросился бежать.
— Не давайте ему уйти! — крикнул Ульвхедин, поднимая с земли мандрагору.
— Он далеко не уйдет, — безразличным тоном ответил Руне.
Все направились обратно к своим товарищам.
На полпути они наткнулись на Сельве. Он лежал на промерзшей земле среди черных камней. Руками он закрывал шею. Лицо фиолетовое, глаза вытаращены, язык высунут. Тело застыло в судорожной позе, как после мучительной борьбы.
— Маленькая альруна шевелится в моей руке, — сообщил Ульвхедин.
Руне кивнул.
— Она не смогла бы справиться с этим одна, — сказал он. — Но я помог ей.
Ингрид искоса посматривала на Руне. Габриэл был просто в ужасе.
— А теперь можешь читать свои заклинания, Ульвхедин, — сказал Руне. — Хейке поможет тебе.
Оба исполина некоторое время стояли неподвижно. Потом они переглянулись, и с их губ слетели странные слова. Произносимые ими слова настолько совпадали друг с другом и голоса звучали настолько синхронно, что казалось, будто это говорит один человек.
Постепенно тело Сельве стало разваливаться на куски, которые распадались на еще более мелкие части и уносились куда-то ветром.
И пока исчезало тело его отца, лицо Хейке выражало лишь непримиримость.
Есть преступления, настолько непростительные, что даже узы крови не могут смягчить ту боль и скорбь, которые пережил человек.
Тем не менее, Хейке ощущал вовсе не триумф мести. Просто какая-то дверь в его душе навсегда закрылась.
И когда все было кончено, он выпрямился и тихо, с облегчением, вздохнул.
Дьяволята, сидевшие на камнях, приподнялись, как только Натаниель выпрямился во весь рост, и настороженно уставились на него злобным взглядом.
«Мы сами справимся с этим», — сказал Натаниель. Тува размышляла, что он хотел этим сказать. Лично она не видела никакой возможности одолеть этих маленьких бестий.
Единственно верным решением было вызвать кого-то из многочисленных демонов, стоящих на стороне Людей Льда.
Как-то она спросила Натаниеля: «Почему на нашей стороне только темные силы? Почему на помощь нам не приходят силы света?»
И Натаниель тогда ответил ей: «Меченые Людей Льда являются наследниками холода и тьмы. Ни одно доброе существо не благословляло их в колыбели. У нас на лбу каиново клеймо. Клеймо Тан-гиля».
«Мне не кажется, что мы с тобой злые, Натаниель».
«Нет», — тихо ответил он.
Теперь она вспомнила этот разговор, глядя на стоящего рядом с ней молодого и изящного мужчину с печальными глазами и мягкой душой. Она подумала о том, что многие люди и животные, несущие на себе печать Каина, являются изгоями, хотя сами они и не совершили ничего дурного. Безобидные, не понятые, беспомощные, на которых все косо смотрят только потому что они не такие, как все.
