Это известие вошло в ворота Храма вместе с молодым гонцом, валившимся с коня от усталости. Матушка читала пергамент и лицо её мрачнело и суровело на глазах. Приказав покормить и обустроить юношу хотя бы на ночь, она стала проверять запасы медикаментов, корпии, инструментов… На конюшне отбирались выносливые лошади для повозок, во дворе разворачивались и проветривались шатры, лежавшие доселе в хранилище. И, конечно же, стали собираться Сёстры, которые поедут в обозе на помощь раненым. Вот здесь перед Матушкой встал сложнейший вопрос: война — дело нешуточное, опасное, случиться может что угодно. Многие Сёстры, спокойно лечившие самых нищих крестьян на территории Храма, стены которого при всех войнах считались неприкосновенными, принадлежали к богатым и знатным семьям Леверквинна. Посылать их в действующую армию, пусть даже и в обоз?! Нет, это недопустимо. За несколько часов Матушке предстояло отобрать тех, за кем (в случае чего) не станут убиваться многочисленные и влиятельные родственники. Вечером был объявлен список Сестёр, которые уйдут на передовую, лечить раненых.
Стоит ли говорить, что в их число попала и Геби?
Узнав о войне, Геби прикусила язычок, с которого уже рвалось любопытное: «А с кем?». Не стоило выказывать своё незнание обстановки, с которой здесь даже дети знакомы. Всему свой черёд… и радовало только одно: война идёт не с эльфами, а в стороне, противоположной Нэмэтару, где-то в предгорьях, возле городка Вэксфель.
Наутро из Храма Праматери выезжало шесть повозок, на которых ехали Сёстры. В одну из повозок был запряжён Граф, которым правила Геби. С ней вместе ехала и её новая подружка, Сестра Телма. Девушки легкомысленно шутили и смеялись, ещё не зная, что их ожидает впереди.
А впереди был Ад. Кромешный Ад, именно такой, каким Геби его и представляла. Пусть она и не видела боя, их шатры стояли вдали от поля брани… Но ТО, что потом приносили Сёстрам, могло вызвать не только ужас, но и обморок тех, кто не был подготовлен к таким зрелищам. Геби в обмороки не падала, хотя тоже никогда не видела ничего подобного. Создавалось впечатление, что раны были нанесены не железом, а чьими-то зубами, причём не очень острыми: ровного разреза, как от меча, не было — по краям свисали рваные клочья. Раны, кровавые и гниющие; отрубленные и отрезанные уже потом, в лазарете, руки и ноги; стоны и крики солдат, ровное гудение насекомых, мириадами слетавшихся на кровяную вонь, ругань Братьев… Геби и не знала, что в некоторых Храмах Праматери есть ещё и Братья. Теперь же она увидела их в деле: их работа, скорее, напоминала работу мясников. Это они ампутировали, это они держали своими мощными руками тех, кто нуждался в ампутации… Это они выносили на носилках тела тех, кому не смогли помочь…
Думать о всякой там любви и прочих глупостях стало некогда. Романтический флер слетал с девушек, как цвет с яблонь. Когда умирает один человек — это страшно. А когда на твоих руках за день могут умереть пять, десять, пятнадцать… К смерти начинаешь относиться по-философски: был человек, и нет человека! Есть только ты. И твоя цель: вернуть к жизни тех, кого ещё можно, облегчить последние страдания тем, кому уже не помочь. И так целый день. А потом и ночь. Поспать немного (хорошо, что захватила с собой эльфийское одеяло!), перекусить холодной грубой кашей — и снова к раненым. А не к ним — так в самом госпитале тоже работа кипит: и воды, и дров привезти, и мазь заканчивается — надо смешивать компоненты в большой глиняной чаше, и бинты надо постирать, и нащипать корпию…
Но однажды утром раздался громкий гул. Это били в набат. Сёстры выскочили из шатров, заметались в разные стороны. Куда бежать, откуда наступает враг?! И раненые в госпитале, их куда?! Срочно запрягались повозки, кто-то мог выйти сам, кого-то выносили на носилках и укладывали на повозки… Нужно успеть! Нужно успеть!
И никто не успел.
Мимо лазарета пронеслись верхом те, кто должен был их защищать. Армия отступала, а точнее — спасалась бегством. Вернее, спасались уже только те, у кого была лошадь. Пехота и лучники полегли ещё там, за холмами. Напрасно Сёстры просили о помощи: всадники не останавливались. Смерчем пронеслись по поляне, едва не затоптав своих же вчерашних братьев по оружию и скрылись в лесу, оставив позади себя только облако пыли.
А потом на поляну, служившую местом для шатров, ввалились враги. Геби вздрогнула: те, кто поставлял в их госпиталь страшную работу, были тоже Люди! Но это были самые беспощадные солдаты, которых только можно было себе представить! Они жили в горах между землями гоблинов, Горуимпакумом и землями людей, Леверквинном, не признавая никаких границ, не подчиняясь королю. Под этими горами издревле жили гномы, которым не было никакого дела до всего того, что творится на поверхности. А вот горцы часто нападали на земли Леверквинна. Как правило, это были немногочисленные отряды, с которыми быстро расправлялись приграничные войска. Но на этот раз, после длительного затишья, с гор спустились все, кто мог держать в руках оружие — кривые, зазубренные куски металла, оставлявшие те самые, страшные, рваные раны.
Братья похватали мечи, но были буквально сметены с пути. Горцы резали раненых, словно жертвенный скот — равнодушно, безо всяких эмоций на смуглых лицах, не торопясь, пользуясь своей безнаказанностью. Сестра Телма выбежала вперёд, пытаясь образумить нападавших, воззвать к милосердию, но была зарублена на глазах остальных Сестёр…
Геби ещё никогда не было так жутко. А она-то наивно думала, что страшно было раньше. Не-е-ет! Всё познаётся в сравнении, и то, что она видела и переживала до сих пор, казалось просто очень-очень страшной сказкой, от которой можно было спрятаться, нырнув с головой под одеяло. А теперь на её глазах умерла лучшая подруга, всюду лежали окровавленные тела тех, кто ещё утром называл её «Сестричка!», а огромные воины в одних штанах из козлиных шкур молча убивали… убивали…
Оцепенение прошло с лошадиным ржанием. Геби оглянулась: рвал недоуздок и брыкался привязанный к коновязи Граф. Остальные лошади уже были запряжены в повозки или разбежались, а вот ещё несколько несчастных коней и её Графушка…
Бежать! Пока ещё можно спастись, пока враг слишком увлечён более доступными жертвами, её бегства никто не заметит. Если здоровые и сильные, вооружённые до зубов взрослые мужики позорно удрали, оставив своих раненых товарищей и беззащитных женщин на произвол судьбы, то ей сам Бог велел! Помочь здесь она ничем не может, а умереть всегда успеет. Изображать из себя героя она не собиралась. Горцы никогда не ездили верхом, а на своих двоих им её уже не догнать.
