Она рассмеялась. Смех у нее был очаровательный — словно заиграли золотострунные арфы и зазвенели хрустальные колокольчики. То была музыка рая — не ада!
— Простите меня, — сказала она. — Мне хотелось вас растревожить. А вы, оказывается, достаточно эмоциональны, не то что иные представители вашего племени.
Я усмехнулся.
— А вы, миледи, оказывается, весьма высокого обо мне мнения. Что касается моего племени, то я считаю их предрассудки довольно скучными и бессмысленными. Что же касается оскорблений…
— О, это меня вовсе не тревожит, — сказала она. — Это всего лишь ничтожные, мелкие глупости.
— Вы очень великодушны.
— Мне кажется, мы, элдрены, вообще очень великодушный народ.
— А мне о вас говорили совсем иное.
— Без сомнения.
— И тому доказательством служат мои собственные раны! — Я улыбнулся. — Ваши воины как-то не проявляли великодушия или милосердия во время морского сражения близ Пафанаала.
Она опустила голову.
— А ваши — когда взяли Пафанаал. Это ведь правда? Что, я единственная, кто остался в живых?
Я облизнул губы, которые вдруг пересохли.
— Видимо, это так, — тихо ответил я ей.
— Значит, мне повезло, — и голос ее зазвенел.
Я, разумеется, ничего больше не мог сказать ей в ответ.
Мы стояли и молча глядели в море.
Чуть позже она снова заговорила:
— Значит, ты и есть Эрекозе. Ты не похож на прочих людей. Точнее, ты вроде бы не совсем такой, как остальные люди…
— Ага! — воскликнул я. — Вот теперь-то я и понял, что ты — мой враг.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мои враги — в частности, лорд Каторн — обычно подозревают меня в принадлежности к элдренам.
— А ты разве человек?
— И ничто другое! В этом я совершенно уверен. У меня абсолютно те же проблемы, что и любого смертного. И я столь же многого не понимаю, хотя, конечно, вопросы передо мной встают несколько иные… Я не понимаю, например, как я попал сюда. Они говорят, что я Великий Герой, возродившийся вновь. Явившийся в этот мир, чтобы спасти их от твоего народа. Они вызвали меня сюда с помощью заклятия. Но мне иногда кажется, — по ночам, во сне, — что прежде я выступал в обличье многих героев…
— И все они были люди?
— Не уверен. Не думаю, чтобы из-за вызвавшего меня заклятия полностью изменился и мой характер, и сама моя сущность. Впрочем, у меня нет ни особой мудрости, ни особого могущества. Разве тебе не кажется, что бессмертное существо должно было бы обрести великую мудрость за столь долгие годы?
Она едва заметно кивнула:
— Да, мой господин, я думаю, что это так.
— Я даже не очень хорошо представляю, где именно оказался, — продолжал я. — Я не знаю, явился ли я в этот мир из отдаленного будущего или из далекого прошлого…
— Слова «прошлое» и «будущее» мало что значат для элдренов, — сказала она. — Но многие из нас верят, что прошлое и будущее — это одно и то же, если время движется по кругу: ведь тогда прошлое становится будущим, а будущее — прошлым.
— Занятная теория, — сказал я. — Но слишком простая, не правда ли?
— Пожалуй, я согласна с тобой, — прошептала она. — Время — вещь коварная. Даже мудрейшие наши философы не до конца понимают его природу. Элдрены не слишком задумываются о времени — обычно в этом просто нет необходимости. Конечно, у нас есть свои варианты истории. Но история не принадлежит кому-либо одному. Или даже целому народу. Это всего лишь запись некоей последовательности событий.
— Я тебя понимаю, — сказал я.
И она подошла совсем близко к поручням, положив свою легкую руку на них и глядя в море.
И тут у меня возникло такое чувство, какое отец может испытывать по отношению к дочери, восхищаясь ее невинностью и умом. Ей просто не могло быть — я это чувствовал! — больше девятнадцати. И все же в ее голосе звучала уверенность, которая приходит лишь с опытом, она держалась слишком гордо и достойно для столь юного возраста, хотя и доверчиво. Я впервые задумался о том, что король Ригенос, вполне возможно, говорил правду. Да и в самом деле, как определить возраст бессмертного существа?
— Сперва я думал, — снова заговорил я, — что явился из вашего будущего. Но теперь я в этом не уверен. Может быть, как раз наоборот, ваш мир по отношению к тому, что я называю «двадцатым веком», — далекое будущее.
— Этот мир очень стар, — согласилась она.
— Существуют ли исторические записи, свидетельствующие о том, что некогда мир этот населяли одни лишь люди?
— У нас подобных записей нет, — улыбнулась она. — Существует, правда, некий миф, некий обрывок легенды, говорящий о том, что некогда Землю населяли одни только элдрены. Всем этим серьезно занимался мой брат. Я уверена, что он, конечно, знает больше меня.
Я содрогнулся. Не знаю почему, но мне вдруг показалось, что внутри у меня все заледенело. И мне становилось, если честно, нелегко продолжать этот разговор, хотя я очень хотел его продолжить.
Она, похоже, не заметила моих переживаний.
— Итак, сегодня день предзнаменований, мадам. Надеюсь, нам удастся вскоре еще побеседовать, — и, откланявшись, я поспешил в свою каюту.
Глава XVI
Первая ссора с королем
В ту ночь я лег спать, не опустошив, как обычно, кувшин вина, способного затуманить мои мысли. И поступил так вполне сознательно, хотя и не без трепета душевного.
— Эрекозе…
Я слышал, как кто-то зовет меня, но теперь это не был голос короля Ригеноса.
— Эрекозе…
Голос был мелодичный, незнакомый.
Я видел зеленые, шумящие под ветром леса, зеленые холмы, поляны, замки и каких-то изящных животных, названия которых были мне неведомы…
— Эрекозе? Но меня зовут не Эрекозе, — сказал я. — Меня зовут Корум. Принц в Алой Мантии. И я ищу свой народ. Куда пропали все люди из моего племени? Неужели поискам этим не будет конца?
Я ехал верхом. Лошадь была покрыта желтой бархатной попоной, через седло перекинуты дорожные сумки и мое оружие — два копья, простой круглый щит, лук и колчан со стрелами. На голове у меня был конической формы серебряный шлем; на мне была двойная кольчуга из металлических колец — нижний слой из бронзы, а верхний из серебра. А в руках я держал длинный могучий меч, но не меч Канаяну…
— Эрекозе!
— Я не Эрекозе…
— Эрекозе!
— Я Джон Дэйкер!
— Эрекозе!
— Я Джерри Корнелиус.
— Эрекозе!
