— Ты подвел меня! — взревел Тлен.
Его голос заполнил всю голову Остова, и тот, почти теряя сознание от ужаса, вдруг с беспощадной отчетливостью, в мельчайших деталях представил себе размер и форму черепа, который носил на своих плечах.
— Умоляю... Я сделал все, что было в моих силах. Клянусь.
— Как звали ту девчонку?
— Кэнди. Фамилии не знаю.
Верхняя губа Тлена презрительно изогнулась. Он на дух не выносил сладкого, а ведь Кэнди на языке Иноземья означало «конфетка».
— Ты смог бы ее узнать, попадись она тебе снова?
— Еще бы! Разумеется.
— В таком случае придется мне оставить тебя в живых, Мендельсон. Ты имел с ней дело и наверняка изучил ее повадки, не так ли?
— О да! Безусловно, господин мой! — выкрикнул Остов, по-прежнему стуча зубами.
Ему очень хотелось отвести взгляд от лица Тлена, но какая-то сила этому препятствовала.
— Может статься, Ключ сейчас у нее, верно?
— Но Хват...
— ...отдал его ей.
— Я не могу ручаться, что он сделал это, господин.
— Он просто не мог поступить иначе. Это было бы на него непохоже.
— Осмелюсь ли я спросить... Почему вы так в этом уверены, господин?
— Потому что он совсем как ты. Эта погоня измотала его, он устал. И хочет, чтобы кто-то другой стал объектом моего внимания, хотя бы на время.
Тлен ненадолго умолк, подняв голову кверху. Пепельно-серые твари кружились под сводами библиотеки, наслаждаясь зрелищем расправы, что происходила внизу.
В конце концов Повелитель Полуночи принял решение.
— Тебе следует вернуться и разыскать эту девчонку.
— Но, господин...
— Что?!
— Осмелюсь заметить, она явилась сюда. Тлен резко поднялся со стула.
— Ты видел ее в Абарате?
— Нет. Но волны отлива на моих глазах подхватили ее и понесли сюда.
— Так ведь она могла утонуть! Или попасть в брюхо мантизака!
Он все-таки набросился на Мендельсона с кулаками. Испытывая невероятное облегчение от того, что теперь-то он получит заслуженную трепку, Остов втянул голову в плечи и почувствовал, что приподнимается над полом, хотя Тлен к нему еще и пальцем не прикоснулся. В следующее же мгновение невидимая сила подхватила Остова и швырнула его назад. В полете Мендельсон опрокинул стол и смел все книги, которые на нем лежали, в том числе и «Песенки Кологроба». И тут же невидимая тяжесть навалилась ему на грудь, вдавила в пол. Ему стало невыносимо трудно дышать. Он отчетливо слышал, как треснула грудина.
— А теперь послушай, Остов, — обратился к нему Тлен. — Твои братья, не сумевшие выполнить мой приказ, мертвы. Ты составишь им компанию в чане с известью, если снова меня подведешь. Это ясно?
Мендельсон кивнул. Движение стоило ему немалых усилий.
— Разыщи мне эту... Кэнди. Если она мертва, доставь сюда ее тело. Когда надо, я и мертвого могу допросить, тебе это известно. Я должен узнать, что она за существо. Говоришь, волны подхватили ее?
— Именно так и было, господин мой.
— Это подозрительно. После всего, что было, старушка Изабелла скорей утопила бы любого из пришельцев, чем взялась бы доставить его сюда.
Тлен впервые за последние несколько минут отвел взгляд от лица Мендельсона, и тот почувствовал, что тяжесть, давившая ему на грудь, немного ослабла.
— Во всем этом есть что-то странное, — пробормотал Тлен, будто рассуждая сам с собой. — Что-то загадочное...
— Как же я ее разыщу, господин, ведь она может оказаться на любом из островов?
— Тебе будет оказана помощь. — Тлен произнес эти слова без прежней злости. Мендельсон готов был поклясться, что ярость его хозяина немного поутихла. — Ступай в кухню. Поешь. Когда понадобишься, я пришлю за тобой Нава. И будь наготове...
— Слушаюсь, господин мой.
— Девчонка, говоришь?
Тлен мрачно усмехнулся.
Или Остову с перепугу это почудилось?
Повелитель Полуночи зашагал прочь. Через мгновение его высокую фигуру поглотил мрак. Только после этого Остов наконец смог вздохнуть полной грудью и подняться с пола на корточки.
Под высоким сводчатым потолком все так же кружили безобразные серые херувимы. Возбужденные зрелищем расправы, они на лету шумно переговаривались между собой.
Однако Мендельсону было не до них. Он встал в полный рост, опираясь на ступню и культю, и, когда немного утихла боль в раздавленной груди, с трудом дохромал до двери.
Спускаясь по лестнице в кухню, он поклялся себе, что, как только окажется дома, немедленно сожжет свои несколько книг, чтобы те не напоминали ему об ужасах, пережитых в библиотеке.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГДЕ ЭТО КОГДА?
День — то слова и ярость.
День — то устои, земля и золото.
То философы в больших городах;
То картографы в неведомых землях.
То дороги и верстовые столбы,
То смятение, смех и трезвость;
Белизна и все, что счесть нам возможно.
То плоть; то месть; то ясность.
А Ночь — то синий и черный цвета.
Ночь — тишина, поэзия и любовь.
То тени, танцующие меж голых стволов,
То переменчивость.
То судьба, то свобода.
То маски, и серебро, и двоякость,
То кровь; то прощение;
То незримая песня инстинктов.
Фашер Демерондо. Деление времени
Было ли тому причиной тепло очага, или странный, немного дурманящий запах платья Изарис, или усталость, а быть может, все вместе, — но Кэнди сама не заметила, как погрузилась в сладкую дремоту у огня под нехитрые песенки Майзы, которые та распевала, возясь со своими игрушками. Это был неглубокий, чуткий сон, скорее полузабытье, во время которого Кэнди словно издалека слышала лепет ребенка, и под эти звуки перед ней представали не сновидения, но отрывочные картины всего, что она пережила за последние несколько часов. Полуразрушенный маяк в густой траве, заброшенный и всеми забытый, но чего-то ожидающий. Бирюзово-зеленый шарик, покрытый узором, в точности повторяющим каракули, которые она безотчетно выводила на полях учебника. Море Изабеллы, явившееся из ниоткуда, пенные гребни волн...
Кэнди проснулась резко, как от толчка. Сердце тревожно колотилось. Майза уже не копошилась рядом, у очага, — она забилась в дальний угол комнаты, поближе к колыбели, где спал ее брат. Что-то перепугало малышку.
Кэнди услыхала негромкое жужжание. Звук раздавался у нее за спиной. Какой-то инстинкт подсказал ей, что двигаться надо очень медленно и осторожно. С трудом поборов в себе желание вскочить на ноги и броситься вслед за девочкой в противоположный конец комнаты, она неторопливо обернулась.
У самого потолка парило в воздухе насекомое, похожее одновременно на гигантскую саранчу и стрекозу. С ярко-зелеными крыльями, невероятно большими глазами и такой широкой прорезью рта, что казалось, существо злорадно усмехается.