– Эй, мужики! Это ж ебаные «Псы Тора», в натуре!
– Это чо же это, «Псы», или чо ли?
– Круто! Это же «Псы»! Ебать меня в рот!
Когда призраки-готы взошли на сцену, «Австралийский Погром» заканчивал свое выступление. Не сговариваясь, антиподные торгаши кавер-версиями побросали свои инструменты и дружно свалили. Будто они каким-то образом догадались, что сии скандинавские сатанинские скальды были некими глашатаями Зла.
Варгстром швырнул горящий факел в толпу, обратив в горящие чучела нескольких членов прикинутой в черное публики, после чего подобрал со сцены гитару. Она все еще была включена, и он с грохотом взял атональный, экспериментальный аккорд. Прочие члены команды последовали его примеру; один взял в руки бас, другой встал за клавиши, третий уселся за барабаны. Фестивальная тусовка пялилась на все это в потрясенном молчании, нарушаемом только жуткими сэмплами человеческих криков и записью Джонстаунской суицидной речи, которую «Австралийский Погром» крутил на протяжении всей своей программы.
Билко стоял рядом с Дэб, Тиш и всей кодлой у самой сцены. Они были в полном опизденении. Какой охуительный выход! Стоило сюда ехать хотя бы для того, чтобы увидеть это, пускай они уже насладились блестящими выступлениями «Суккубуса», «Адских Шлюх», «Христианских Хуесосов», «Сестер Милосердия», «Баухауса», «Сепультуры», «Зэ Неф», «Роз Лавины», «Австралийского Белого Дома» и «Австралийского Погрома». Конечно, все эти банды были горячи, как говно, но «Псы Тора» были совсем из другого измерения, и, судя по первым же звукам, они привезли абсолютно новый материал.
– Пиздец! – сказала Дэб.
– Охуительно! – сказала Тиш.
– Круто! – сказал Билко.
***
Вопли десятков тысяч мертвых и умирающих христиан взлетали и падали, как листва на ветру, но Джим-Иеремия продолжал все равно:
– Умрите с уважением. Умрите с долей благородства. Отдайте свои жизни с благородством, не отдавайте их со слезами и криками. В смерти нет ничего такого. Это как сказал Мэк, это будто ты входишь в другую плоскость. Не надо, не надо так волноваться. Прекратите эту истерику. Не так должны умирать коммунисты и социалисты. Не так мы должны умирать. Мы должны умирать с благородством. Мы должны умирать с каким-никаким благородством. До сих пор у нас не было никакого выбора, теперь у нас есть хоть какой-то выбор. И что, вы думаете, они позволят этому случиться и позволят нам избежать ответственности? Вы должно быть сошли с ума. Это только… Чтобы вы обрели покой. О Боже. Матери, матери, матери, матери, матери, прошу вас. Матери, прошу вас, прошу вас, прошу вас, не надо. Не делайте этого. Не делайте этого. Отдайте свою жизнь со своим ребенком но не делайте этого. Освободитесь, наконец. Сдерживайте свои эмоции. Сдерживайте свои эмоции. Лекарство не причинит вам боли если вы будете сдерживать свои эмоции. Если вы будете спокойны. Вы говорте, подобного никогда не происходило. Но так поступало любое племя в истории. Любое племя перед лицом аннигиляции. Все индейцы Амазонки делают это прямо сейчас. Они отказываются рожать миру младенцев. Они убивают каждого младенца приходящего в этот мир потому что они не хотят жить в подобном мире. Успокойтесь, успокойтесь. Смерть – это… Я говорю вам мне все равно сколько криков я слышу. Все равно сколько задушенных воплей. Смерть в миллион раз предпочтительнее, чем еще десять дней такой жизни, как эта. Если б вы знали, что вас ждет впереди, если б вы знали, что вас ждет впереди вы бы с радостью умирали сегодня ночью. Смерть, смерть, смерть естественна для людей. Спросите самоа, они умирают, как ходят и дышат. Просто будьте благородны, будьте самим благородством. О, прекратите твердить им, что они умирают. О взрослые, остановите же это безобразие. Взрослые, взрослые, взрослые, я призываю вас прекратите это безобразие. Я призываю вас прекратить дергать ваших детей когда все чем они занимаются это они обретают благодать и покой. Я призываю вас прекратить это сейчас же если у вас есть хоть капля уважения. Мы же черные и гордые, и мы социалисты, или что же мы такое?! Ну-ка, прекращайте это безобразие. Хватит этого бреда. Вы возбуждаете ваших детей.
Нет, нет никакой печали в том что все кончено. Я рад что все кончено. Поторопитесь, поторопитесь дети мои, поторопитесь. Не отдадим себя в руки врага. Поторопитесь дети мои, поспешите. Среди нас есть старики я беспокоюсь за них, торопитесь же. Я не хочу оставлять своих стариков во всем этом дерьме. Ну же, быстро, быстро, быстро, быстро, быстро… Больше не будет боли, Эл. Я сказал, больше не будет боли, Эл. Боли нет. Джим Кобб в этот момент уже лежит мертвый на летном поле. Запомните этот момент. Все моменты, когда он… вот эти люди, торговцы ненавистью. Все что мы делаем, мы отдаем свою жизнь. Мы не позволим им отобрать нашу жизнь, мы отдаем свою жизнь. Нас тошнит от их лжи и мы просто-напросто хотим мира. Все что для этого нужно это выпить напиток, чтобы уснуть. Вот что такое смерть, это сон. Неважно. Я устал от всего этого. Если вы не… не последуете моему совету вы пожалеете. Вы пожалеете. Если мы сделаем это то пусть и они сделают это. Верьте мне… Вы должны преступить черту. Мы так любили петь хором. Сей мир, сей мир, он совсе не наш дом. Конечно же, нет. Мы всегда повторяли. Конечно же, нет. И мы не хотим говорить ему. Не хотим говорить ему всего одну вещь. Успокойте этих детей. Разве не может хоть кто-нибудь успокоить этих детей объяснить им что это всего лишь релаксация перехода в иную плоскость. Мы подадим пример всем остальным. Мы подаем… Целая тысяча человек заявивших нам не нужен подобный мир. Возьми у нас наши жизни. Мы отдали их. Мы устали. Мы не кончали жизнь самоубийством, мы совершили акт революционного самоубийства в качестве протеста против условий жизни в нечеловеческом мире.
Джим– Иеремия закончил свою речь как раз когда последний из протестовавших христиан с воплем завершил свою предсмертную агонию. Бледный богомолец, уже не одержимый, всего лишь проклятый, споткнулся, повалился замертво на сцену и уставился незрячими розовыми буркалами на десятитысячную толпу фиолетоволицых христианских трупов, ковром устилавших волнистые холмы перед сценой.
С другой стороны разрушенного Аббатства Влад Варгстром извлек из гитары еще один судорожный аккорд, и в тот же момент Билко крикнул, как от смертельной боли. Тиш, Дэб и вся кодла отпрянули в ужасе, когда он, внезапно скорчившись, рухнул рядом с ними на землю. Толпа моментально рассыпалась в стороны, пока одетый с иголочки оккультист содрогался в агонии. Билко почувствовал себя, как несчастный чувак из тысячи виденных им фильмов про оборотней. Он ощутил, как миллионы терзаемых пыткой духов забираются в его тело и пытаются перелопатить его мускулы, кости и внутренности в некую новую и дьявольскую форму. Внезапно его костяк отказался справляться с бесчисленными адскими легионами, пытавшимися заполонить саму его душу, и с воплем, впрочем, мгновенно заткнувшимся, Билко взорвался; его кровь и кишки, на микросекунду зависнув в воздухе, изобразили в красках вечную муку духов. Текучие формы агонизирующих фантомов, которых Билко по недомыслию вызвал в земное измерение, временно зафиксировались в туче его хрящей и мозгов, которая будто зависла между землей и небом над головами охваченной ужасом фестивальной тусовки. Потусторонние буркала шевелились, как кляксы, у них на глазах. Удаленные зрители дружно вопили «оооооо!!!» и «аааааа!!!», будто все это было всего лишь чем-то типа дьявольского фейерверка или частью лазерного шоу «Псов Тора» или типа того. Потом, пока «Псы» давали говна как стая тормозных макак под винтом, орды духов из ада исчезли в полуночном небе, и задранные физии фестивальной публики оросила ровная морось Билкодождя.
