— Франс, — едва слышно сказала она. — Не носи сегодня послание… Откажись… Не иди со знаменем в руках, не иди к маркизу де Руаньяку…
Я удивился. Какое послание? Какое знамя? Руаньяк-то тут причём? Бедная, у неё, кажется, опять начался бред! Эх, сегодня же за лекарствами в город сбегаю… Попробую хоть что-то добыть… «Не получиться заработать — украду!..» — мысль появилась сама собой, порождённая отчаяньем.
— Хорошо, солнышко, — ответил я. — Всё хорошо будет…
— Не бери знамя, — снова повторила она совершенно ясным голосом. — Тринадцать лет — плохой возраст для смерти.
— Пей, пей, Ани, — попросил я. — Пей чай, пока не остыл. И поешь…
Она с трудом сжевала кусок хлеба, допила чай, после чего вновь уснула.
Я выбрался наружу и сел, прислонившись к низенькой, едва на пол метра выступающей наверх, стенке землянки. Что же мне делать, Господи? Что же мне делать? Моя Ани, Анитушка, она же недели не протянет!.. Помоги мне, Господи! Помоги!
Тёплое, маленькое создание пролезло под руку и крепко прижалось. Я, не открывая глаз, узнал Жанночку. Улыбнулся. Эх, дитё… Да и сам хорош, не намного старше. Хотя нет. Намного. И не только годами.
Погладив девочку по головке, заглянул в огромные синие-пресиние глаза полные детской беззащитности и безграничного доверия.
— Что, малышка? Случилось чего?
Она не ответила.
— Я сейчас уйду, — продолжил я, — вернусь к вечеру. Остаёшься за старшую на хозяйстве. За Анитой присмотри, да не сиди с ней долго, не хочу чтобы кто-нибудь из вас, малыши, заразился. Договорились, маленькая леди?
Девочка серьёзно так, ответственно кивнула. Я поднялся, поймал за шиворот сорванца Жана.
— Я ухожу, — сообщил я. — За девочек головой отвечаешь, понял? Чтобы тихо себя вёл, понял, оболтус?
— Понял, понял я… — Жан торопливо закивал.
— Смотри у меня! Узнаю, что не послушался — уши оборву! — пригрозил я, отпуская пацана.
— Франс! — окликнула малышка. — Принесёшь мне яблочко?
— Конечно! — я улыбнулся, но улыбка вышла жалкой, какой-то вымученной…
Продравшись сквозь стену кустов, окружавших наше маленькое убежище, я направился в сторону Лиона.
Не должны дети так жить! Не должны! Тем более дети аристократов… Малышей де Тома я тогда едва успел увести. Всех наших родителей скосила «национальная бритва», будь она проклята! Не приди я вовремя — и двойняшек постигла бы та же страшная участь. И Анита, тринадцатилетняя маркиза в грязной землянке под рваными тряпками вместо одеял умирала от тяжёлой болезни!.. О себе, сыне графа, я уже не говорю… Я не ребёнок. Переживу всё, лишь бы было ради чего жить. Вместо меня умер другой мальчишка.
На этот раз он поджидал меня на углу серого, замызганного здания.
— Серебряная лилия… — начал он.
— …на чёрном знамени, — закончил я.
Это был пароль. Мужчина улыбнулся. Насколько мне было известно, ему было всего двадцать пять лет, но он был хром и наполовину сед.
— Понесёшь сегодня важное послание, — сказал связной. — Самому маркизу де Руаньяку.
— Кому?.. — с животе вдруг возникло ощущение пустоты и холода.
— Франсуа Ксавье Оноре Жану Пьеру Батисту дю Люсону двенадцатому маркизу де Руаньяку, — жестко, но очень тихо сказал мужчина. — Вот послание, — он протянул мне сложенную вчетверо бумагу запечатанную воском. — И знамя с гербом короля Георга, — связной протянул мне свёрток завернутый в грязную тряпку. И добавил сверху увесистый мешочек. — А вот деньги. Тебе.
Мужчина подробно объяснил куда именно я должен прийти с посланием.
Я взвесил мешочек в руке, лихорадочно соображая. «Не иди со знаменем в руках, не иди к маркизу де Руаньяку» — прозвучал в моей голове голос Аниты.
Анита. Аните нужны лекарства. Я бегло пересчитал деньги в кошельке и не поверил своим глазам. Судорожно сглотнул. Две полновесные марки серебра. Сто ливров. Что же это за послание?..
— Мы уже уверились, что ты парнишка надёжный, — серьёзно сказал хромой связной. — Лучше тебя у нас никого нет. Доставь послание и знамя. Пароль… Скажешь: «У Его Величества есть Святое Сердце» Тебе ответят: «Как и у всех солдат Короля Франции». Запомнил?
Я торопливо кивнул — память у меня была феноменальная, не забывал ничего, даже если очень хотел забыть.
— Ну, давай, иди. Удачи тебе, малец, — напутствовал солдат.
Я не сразу пошёл выполнять задание — побежал к аптекарю, за лекарствами для Аниты. Потом на базар, закупил сумку еды, не забывая и о яблоках для двойняшек. Не удержался и купил малявкам две тёплые куртки по дешёвке — поношенные, явно снятые с чужого плеча. Помчался домой.
Горькое лекарство для Ани я приготовил по рецепту на целый день. Подробно объяснил маленькой Жанне как правильно давать Ани лекарства. Отдал немного похудевший кошелёк и велел спрятать деньги. Еде малыши очень обрадовались. Особенно яблокам и молоку. Я велел оставить немного молока для Аниты и давать ей горячее с мёдом.
Первую порцию лекарства я дал Ани сам. И заставил запить молоком.
— Ты уходишь… — тоскливо сказала Ани.
Она не спрашивала — она констатировала факт.
— Так надо, — сказал я. — Я вернусь послезавтра. Продержись, пожалуйста, без меня, Ани.
— Нет… — прошептала маркиза. — Ты не вернешься…
И расплакалась. Я утешал её, пока она не уснула.
А потом ушёл, строго наказав малышам смотреть за Анитой.
Деревенька была будто вымершей. Я в который раз подумал, что надо было её обойти. Но с одой стороны было болото, с другой — непроходимый бурелом. А между этими явлениями природы — небольшая деревенька. И пройти можно было только через неё.
Эх, не нравиться мне эта тишина…
Солдат появился словно из ниоткуда, наставляя на меня ствол пистоля. Судя по шинели — сержант. С трёхцветной кокардой на треуголке. И в синей шинели. Господи помилуй, на кого же я наткнулся?..
— Ты что здесь делаешь, пацан? — «синий» подозрительно косился на свёрток в моих руках.
— Иду… — ответил я, старательно кося под дурачка.
— Куда идёшь? Почему без кокарды? Здесь запрещено ходить без трёхцветного! — он подозрительно сощурился. — Что это у тебя в руках?..
— Где? — переспросил я. — Что в руках? Там… одеяло… — ляпнул я первое, что пришло в голову.
— А ну-ка, дай-ка я посмотрю на твоё «одеяло»…
Солдат резким движением вырвал из моих рук знамя.
— Отдай! — в панике закричал я.
Но он уже развернул его. Увидел герб короля. Рожа его, и без того не очень добрая, скривилась ещё сильней. Он ударил меня по лицу с такой силой, что я кубарем покатился по земле.
Бежать, Господи, бежать пока он не надумал меня обыскать! Сберечь послание!
